«О физике песен и музыке звёзд» — беседа с корифеем астрофизики, профессором Гариком Исраеляном

Люди из породы Жюль Вернов… Мечта уже не так безумствует, как во времена наших предков, но, всё-таки, они есть. Познакомиться и поговорить с таким человеком возможность довольно редкая, тем более в наши дни, когда не окрашенных политикой людей почти не осталось. Имя мирового учёного, с которым мне выпала удача поговорить, в одном ряду с такими светилами астрофизики, как Виктор Амбарцумян, Стивен Хокинг, Кип Торн, Брайан Мэй…

Как и для многих молодых ребят конца восьмидесятых, для него всё начиналось с музыки, которой не обучают в консерваториях, рок-н-рол вообще не относился к искусству, но парень с гитарой, Гарик, уже видел себя купающимся в лучах славы.

Всё изменил случай: посмотрев «Солярис» Андрея Тарковского, молодой человек оказался по ту сторону Земли, где бал правил космос. Чувство оказалось настолько сосущим, что гитара отправилась в чехол, а теперь уже студент Ереванского Университета, Гарик Исраелян, старался не пропустить ни слова на лекциях Виктора Амбарцумяна, читавшего математику…

Сейчас профессор астрофизики Гарик Исраелян считает своим домом и местом своей работы Институт Астрономии на Канарах, но «дорога к новому дому» была не простой и долгой…

— Гарик, Вы человек, достигший собственной цели, пусть и это стоило большого труда. Если не возражаете, Ваш отъезд в Европу в 90-е это следствие: Распада СССР, Вам не хватило знаний, которые недодал Виктор Амбарцумян, или охота к перемене мест явилась следствием каких-то иных причин?

— Нет, не Амбарцумян меня недоучил, он как — раз понимал, к чему дело шло, что астрофизическая наука окажется в моей и его Армении не нужна, а его Бюроканская Обсерватория после него, в лучшем случае, останется музеем, как Обсерватория Улугбека в Самарканде. Он сам мне дал рекомендательное письмо в Утрехтский Университет, где была очень известная лаборатория «SPON» и работал выдающийся астрофизик, профессор Корнелис де Ягер. У меня была его книга, и я просто мечтал работать у него. Основная тематика — массивные звёзды. Это была тематика моей диссертации, и я продолжил работать в этой области уже с ним, и очень многому научился у него. На меня сильно повлияла его личность — честный человек, отличный учёный. Сейчас ему девяносто восемь, и у него всё ещё есть идеи, хотя физика, и динамика атмосферы Солнца, мне кажется, им исследованы с головы до пят. Я работал с ним и после Утрехта, в Брюсселе, и даже, когда был уже на Канарах. В принципе, я такой же его ученик, как и Амбарцумяна.

— Вам ведь было тревожно уезжать, не зная, что Вас там ждёт, но и оставаться это повторять вслед за Маяковским: «Вот и жизнь пройдёт, как прошли Азорские острова»… Вы свои Канары не пропустили, — это прекрасно, а что было «важно»?

— Нет, не пропустил — я очень рад, что я на Канарах. Мне нравится природа, море, погода — я на курорте, а не как на курорте, и это моя работа. Я не могу жить без солнца, здесь есть всё, чтобы заниматься наукой, новыми проектами, всё, что мне нужно. Считаю, что мне очень повезло с моим местом на карте, я очень обязан этим островам, моим учителям, и поэтому я многое делаю для Канар, подаривших мне мои покой и вдохновение, без которых невозможно полноценное творчество.

Вы спросили, что важно? Раньше меня учили – важно приносить пользу. Теперь я считаю, что важно всё, что приносит пользу тебе. Чтобы что-то приносить, надо и что-то получать, хотя, возможно, это и не совсем так…

— Красное смещение, Чёрные дыры, Тёмная энергия и материя, и Нейтронные звёзды — всё то, чем Вы занимаетесь, весьма интересно, но требует определённой теоретической подготовки, чтобы это понять хоть в принципе. Согласитесь, что на более понятном обычному человеку уровне можно говорить об «астросейсмологии» — акустике атмосфер звёзд, которую без особого труда можно воспринимать, как некую музыку во Вселенной, а о гармонии, как известно, не спорят.

— Вы правы, именно такой музыкой я и занимаюсь, пусть я и не родоначальник данного направления, но я хорошо знаю, что здесь и зачем. Это можно сравнить, в какой- то степени с сейсмологией Земли. По колебаниям поверхности можно многое узнать о строении звёзд, и процессах, происходящих у них глубоко внутри.

— Это интервью следовало бы назвать «О чём поют звёзды»? — Следующим шагом, «астросейсмология», вдохнула в Вас мысль фантастического фестиваля «STARMUS». Расскажите, как Вы зажгли этой звездно- музыкальной идеей Доктора Мэя, известного астрофизика группы «Qeen»?

— Ценю Ваш юмор. В течение многих лет. Медленно.

— Ваш друг Доктор Мэй, как и Вы, и физик и лирик. Вы маятники, колеблющиеся между наукой и музыкой, однако, идею проведения фестивалей на горном плато скорей отнесёшь к дивиантным. Как Брайан воспринял эту фантазию — он сразу в неё поверил?

— Нет, он думал, что это будет очень трудно. Но всё получилось.

— Меня поражает размах фестиваля, но более всего, масштаб Вашего в нём участия — как Вы вообще смогли раскрутить его махину с сотнями приглашённых гостей, большая часть которых не просто люди известные — сами всё звёзды первой величины!

— Это трудно, но у меня есть идеи, стратегия… много параметров. Трудно объяснить, невозможно.

— Кто выступил спонсором, — Международный Валютный Фонд или Международный Астрономический Союз?

— МВФ? Им это не интересно. A Международный Астрономический Союз, у них денег нет… это очень небогатая организация.

— Насколько я понимаю, Вы неспроста приурочили старт фестиваля к пятидесятилетию космонавтики, в 2011-м. Именно юбилейная дата дала гарантию того, что все приглашённые согласятся прибыть на праздник. Среди них Нобелевские лауреаты, астронавты и космонавты, астрофизики и астрономы, музыканты, певцы, политики…

— Дата, ставшая точкой отсчёта для «Starmus», принадлежала всему человечеству, но России в первую очередь. И довольно странным выглядит факт, что центром торжеств стал не Королёв, не Гагарин, не Байконур, и не Москва даже, что было бы естественно… Вселенная расширяется, а человек сокращается, предпочитая выбрасывать из себя всё лишнее…

— Спасибо Вам, Гарик, за память об этом дне, — о Юрии Алексеевиче!

— Он вдохновлял не только меня. Всё наше поколение чем-то обязано Гагарину, Королёву, Леонову и женщине-космонавту, конечно. Они нам предложили повторить, каждому в своей области, разумеется, как надо решать приоритетные задачи, как бросить вызов самому сложному — у каждого из нас оно своё, согласитесь…

— Вот ещё штрих — на это пятидесятилетие адекватно отреагировал композитор Дидье Маруани и группа «SPACE». В то самое время, когда Вы открывали «Starmus», Дидье пригласил в Большой Кремлёвский Дворец группу людей, причастных к тому полёту. Он посвятил событию новую песню «Гагарин — ура!», и, собрав на сцене сразу трёх космонавтов, исполнил её с ними вместе. К слову, до сих пор не могу понять, почему Вы не хотите пригласить его на «Starmus»?

— И я не понимаю почему? Саму группу я прекрасно помню, но музыкальной частью фестиваля занимаются другие люди, например, Брайан… Знаю, что у «Space» райдер не столь высок, как у Пола Макартни или Элтона Джона, или я путаю их с «Зодиаком», извините, прибалтийской копией «Спейса»… Но если Вы мне поможете…

— Я подумаю, но «Зодиак» достаточно самобытен, чтобы быть копией. Кстати, Гарик, Вы, разумеется, помните, что открывать крупнейший в мире телескоп — «Grand Тelescopio Kanaria», в рамках Вашего фестиваля, должен был ни кто иной, как Жан-Мишель Жарр. К сожалению этого не случилось — почему? Но в то же время группа «Tangerinе Dream» там же прекрасно выступила, показав свои музыкальные этюды на тему «астросейсмологии». В чём фокус?

— Концерт Жана-Мишеля Жарра очень дорогой. Много технологии, и довольно сложный… продакшн (извините, никак не подобрать русского аналога этому термину). У нас спонсоров не было. С «Tanmgerine Dream» было в сто раз проще, поскольку они играли в зале, а не около самого телескопа. Хотя было бы красиво…

— Кстати, Жарр ещё может когда-нибудь выступить на фоне GTK или Вы вместе окончательно похоронили эту идею?

— Может быть, почему бы и нет…

— Я Вас мучаю этим фестивалем, но, всё-таки, спрошу у Вас почему он не ежегодный и не биенале, а проводится, в общем-то, от случая к случаю. Понятно, что он себя не окупает, но ведь это и не его задача. Он стал известным брендом Канар, и в целом, Испанского Королевства, не говоря о его огромной пользе для астрономии, где звёзды науки и космонавтики встречаются под сенью крупнейших мировых музыкальных муз современности. Его роль достаточно завидна и без поступления прибыли.

— Периодичность нашего праздника — это сложно объяснить. — Спонсоры, политика… здесь много параметров — я не смогу ответить даже за пять часов!

— Понятно, хоть и не ясно. Вы можете сказать, сколько Вы над этим проектом думали, и долго ли его делали?

— Если Вы имеете в виду первенца, 4-5 лет. С последующими было полегче, мы набрали определённые обороты, в таких делах инерция только на руку, ну и нас уже узнали — это приятно.

— В космос на сегодняшний день слетало более пятисот человек, и стало доброй традицией приглашать кого-нибудь из этих удивительных людей на «Starmus». Помнится, на Первом от России был Алексей Леонов, а NASA прислала своего «Гагарина» — Нейла Армстронга. Вы сами выбираете «приглашаемых» или это решает кто-то ещё?

— Я, и Учредительный Совет «STARMUS» — решал Леонов и Брайан Мэй…

— Кого ещё Вы хотели бы пригласить на фестиваль, почему на него до сих пор не были приглашены композиторы и учёные из России или Армении?

— Пока кандидатов не нашли.

— Равных Амбарцумяну?

— Хотя бы в половину его…

— Новые гости последнего, пятого по счёту, и снова юбилейного фестиваля «Starmus — 2019» — кто они? Теперь, увы, Ваш праздник проходит без доктора Хокинга, и без космонавта Алексея Леонова. Вы как-то пересекаетесь с гостями форума или всё достаётся Доктору Мэю?

Леонов, Рик Уэйкман, Гарик Исраелян, Брайан Мэй, Хокинг

— На этот раз фестиваль собрался под эгидой 50 — летия высадки человека на Луну, и проходил не на Тенерифе, а в швейцарском Цюрихе, так захотелось Мэю, и получилось неплохо — Брайан был вдохновлён. Посвящение этому «We Are The Champions» было им исполнено вместе с открывавшими фестиваль Гансом Циммером, Питером Гэбриелем, Риком Уэйкменом и Стивом Вэем. Эта же особая версия «Гимна победителей» чуть позже прозвучала в исполнении итальянского тенора Витторио Григоло, и астронавтов Базза Олдрина, Чарли Дьюка и Харрисона Шмидта. Среди гостей оказались сразу шесть участников миссии «Аполлон». На сцену фестиваля поднимались звезды науки, искусства, музыки, в том числе 11 лауреатов Нобелевской премии из самых разных областей науки, от микробиологии и биохимии — до астрофизики и нейробиологии. Конечно, очень ощущалось отсутствие таких отцов — основателей фестиваля, как доктор Хокинг и Алексей Леонов, но я не могу сказать, что он проходил без них — они были рядом, они были всюду, нам кажется, что они всегда с нами… На фестивале может поменяться программа, смениться спикер, концертные номера, но он всегда будет заряжен энергией этих людей — она та же самая, дух Хокинга, Леонова в нём будет чувствоваться всегда!

Приехала дочь Алексея Архиповича, Оксана, надеюсь, она с нами надолго, а на новых фестивалях возможно появление ещё одного космического художника, и настоящего космического героя, Владимира Джанибекова, он пока думает…

— С фестивалем «Starmus» мы общими усилиями разобрались. Осталось отметить великолепие места его проведения.

— Чистоте тёмно — синего неба над Океаном, на фоне величественных вершин и куполов башен, видимо, помогает закон Правительства Испании о чистоте на архипелаге, принятый ещё в конце того века.

— По натуре, Вы, по-видимому, человек коммуникабельный. Скажите, Гарик, Вы можете позволить себе гнев, я уже не говорю, ярость? Что Вас может вывести из себя и как надолго, — прошу Вас?

— Меня — из себя? Трудно. Не знаю, всё зависит от того насколько силён эффект. Никто не знает, на что способен, пока не возникнет критическая ситуация. Я человек, и мне не чуждо ни хорошее, ни дурное.

— Жизнь большого учёного не только сидение в башне — она ещё много чего: лекции, симпозиумы, научные семинары и административная работа, если ты ещё отвечаешь за научное направление или очередной «Starmus». Ночи — для звёзд, а для себя у Вас что-то есть, кроме гитары? Мне кажется, в Вашей натуре активный отдых — я угадал?

— Походы, горы, море — в моей натуре. Но на лыжах я не катаюсь. В менталитете горцев этого нет, да и на Канарах нет снега.

— Вам много времени приходится проводить на заоблачной высоте — так было в Бюракане, и продолжается на Тенерифе. Скажите, это не тяжело в плане здоровья, всё-таки, кровь не насыщается кислородом, а ей ведь омывать мозг. С этим Вы просто сжились, став ещё более горцем, чем в час своего рождения или нашли какой-то иной способ сохранять форму?

— Генетика, очевидно, всё-таки, сказалась, поэтому у меня нет проблем с высотой. Я себя чувствую очень хорошо на 3000-4000 метров.

— Не так давно началась программа по присвоению имён собственных «экзопланетам», продолжают присваивать имена астероидам и малым планетам, скажите, имя Амбарцумяна уже можно найти на карте звёздного неба?

— Пока нет, но, надеюсь, это случится скоро.

— А нет ли во Вселенной чего-нибудь имени самого Вас?

— Астероид – в моей копилке пока только он один.

— Можно Вас спросить: помните у Городницкого его щемящее «над Канадой, над Канадой»?… А Вам не хочется, под настроение, спеть «над Канарой, над Канарой»? Вам Тенерифе не напоминает Ваш Бюракан, «Домбайский вальс» Визбора?

— Городницкого очень люблю, но — нет, Тенерифе — не Канада, это совершенно другое место. Я в Бюрокане был только 4-5 лет, а на Тенерифе — все 25!
Вы спрашиваете, вероятно, о ностальгии? Конечно, это бывало в первые годы, особенно осенью, когда Океан штормит, но с нею не сделаешь ни открытий, ни карьеры, да и работа на Острове не оставляет времени для сантиментов.

— Кстати, вот чуть не забыл спросить: Вы не задумывались о том, чтобы слетать на Орбиту? Мне кажется, я бы не удивился, если бы однажды это произошло, и Вы стали ближе тем самым звёздам, ведущим Вас за собой. А посему, хочу пожелать Вам, космическому учёному, здоровья астронавта!

— В любом случае, за здоровье спасибо, хотя у меня и нет 20-ти миллионов ни долларов, ни евро, чтобы заплатить за туризм на Орбите. Я был бы не против, но, к сожалению, это невозможно.
Спасибо за тёплые слова — всех благ и успехов вашим читателям.

С профессором Исраеляном беседовал Игорь Киселёв.

Гарик Исраелян: полностью мы никогда не поймём Вселенную…

Беседа о «тёмной материи» и музыке Вселенной с профессором Европейской астрофизической обсерватории на Канарах, Гариком Исраеляном.

Цена и истинная стоимость научных открытий, скорей всего, вещи разного порядка — им трудно совпасть, но иногда это происходит и даже в фундаментальных науках. Большой адронный коллайдер, выведенные на орбиту Хаббл и Кеплер, Grand Тelesсopio Kanaria, Гравитационные обсерватории, Автоматические межпланетные станции — самые дорогие инструменты науки, нужность которых не обсуждается, вне зависимости от их астрономической стоимости. Естественно, что все эти дорогие игрушки место работы профессионалов мирового уровня, профессоров и докторов, защитившихся в ведущих университетах Земли, каждый из которых потенциальный лауреат нобелевки. Когда-то в эту мировую элиту входили и наши соотечественники: Зельдович, Липунов, Гуревич, Фридман, Амбарцумян, Гамов. Современная астрофизика ушла далеко вперёд, но, увы, без нас. И, всё-таки, на вершине астрофизического Олимпа есть наш человек — профессор Канарского института астрофизики на острове Тенерифе, Гарик Исраелян.

Покинув Бюроканскую обсерваторию в девяностые, он продолжил свой путь учёного сперва в Утрехтском университете, вместе с ветераном астрофизики, Доктором Корнелиусом Янгом, который сумел подготовить его к самостоятельной работе, и всё дальнейшее восхождение к вершине астрофизической науки Земли был уже он сам.

Гарик на удивление быстро отозвался на моё предложение поговорить.

Профессор Исраелян рассказал мне не только о том, что он занимается физикой Чёрных дыр и астросейсмологией, но и о голосах во Вселенной, натолкнувших его на мысль о проведении на Канарах масштабных астромузыкальных фестивалей, которые они с Доктором Мэем решили назвать «STARMUS»…

— Buenas tardes, Гарик! Должен признаться Вам, профессор, что часть своих вопросов я готовил для Нобелевского лауреата, Доктора Торна из США, но он пока уклоняется от беседы, и мне стало интересно задать их Вам, потенциальному нобелевцу. Скажите, Гарик, на постсоветском пространстве есть ли, по Вашему мнению, астрофизики с мировым именем, и существует ли хоть одна научная школа, соответствующая современному уровню науки о небесных телах?

— Мне кажется, что школа советского астрофизика Зельдовича осталась. Из старой школы остались Липунов, Тутуков, Юнгельсон, Гринин… Это старая школа, а новых школ, я думаю, просто нет. В Армении была школа Амбарцумяна, куда отношусь и, наверное, я, как один из последних учеников Виктора Амазасповича, но, по-моему, и она тоже распалась.

— Амбарцумян понял Вас — он простил Вам?

— Он написал мне хорошую рекомендацию перед отъездом в Утрехт, он понял, что у молодых нет другого выхода: если они хотят заниматься наукой, то должны уехать из Армении. Была безнадёжная обстановка в 1991–1994 годах, если Вы не знаете, Ереванский Университет, как и большинство в России, распустил свои научные школы, так сказать, на каникулы, без даты их окончания…

Виктор Амбарцумян

— Да, это печально, если учесть, сколько труда и таланта целых поколений учёных было в это уложено…

— У нас так же была школа Алиханьяна — основоположника советской ядерной физики, физики космических лучей. Известные специалисты этой школы работают в Германии — Размик Мирзоян, в Ирландии — Феликс Ахароньян. Очень трудно создавать новые школы – это только удавалось в СССР. К сожалению, сегодня это просто невозможно…

Большая наука стала делом элитных стран — США, Европы, Японии. В последнее время в науку активно добавились Китай и Индия, в какой-то части, Россия, благодаря своим глубоким корням, и желанию к обновлению. Что касается моей Армении, то, к сожалению, прошли те времена, когда Амбарцумян, мог заложить новую обсерваторию через год после окончания Второй мировой войны, и собрать вокруг себя учеников.

— Стоимость одного космического телескопа или межпланетной станции, изучающей физику Солнца, например, аппарата «Parкer» сравнима со стоимостью хорошей земной обсерватории, так, может быть, стоит оставлять деньги на земле, а не выпускать в космос?

— Есть исследования, которые просто невозможно сделать с Земли. Кроме того, инвестиции на космос делаются на Земле — это аппараты, космические станции, ecetere… На всё работающее в космосе и на космос деньги мы тратим на Земле — это дизайн, рабочие, материалы… Отдача же от космических исследований и новых научных технологий вполне сопоставима с вложениями — инвестиции в космос всё сильнее ощущаются на самой старушке — планете, и это происходит по нарастающей.

— В начале этого века Вы начали озвучивать звёзды, приравняв, рождённые колебаниями их поверхностей, волны — к звукам. Именно астросейсмология позволяет оценивать это интересное явление во Вселенной в звуковом диапазоне. Гарик, это Ваше открытие или у Вас были предшественники?

— Астросейсмология была известна ещё с середины прошлого века, я не пионер в этой области, но, говорят, неплохой последователь. Не знаю, как Вам сказать… Акустические волны, сиречь, звуковые, есть в бессчётном количестве космических объектов: в межзвёздной среде, в каких-то определённых звёздах, газопылевых дисках, атмосферах планет, как колебания газа. Они — везде! Низкочастотные — но мы их находим всюду.

— Но не многие знают, что музыка во Вселенной есть. Мне хотелось бы услышать от Вас подтверждение тому, что даже тихий гул Чёрной дыры прекрасно чувствует себя в ней?

— Даю Вам слово! Кстати, если это кого-то интересует: исследования частотных спектров пульсирующих звёзд позволяет изучить возраст звёзд и планет с помощью естественных резонансов главной звезды. Когда астросейсмология появилась, больше двух десятилетий назад, мы могли её использовать только применительно к Солнцу и нескольким ярким звёздам, но выведенный на орбиту телескоп «Кеплер» значительно расширил рамки этой теории, и сегодня она уже применима к тысячам звёзд.

— Сколько звёзд уже прошли Ваше прослушивание, чей-то голос запомнился?

— В поле моего зрения попало несколько десятков таких певиц, каждая из них «звезда», каждая особенная, у каждой свой голос. Но, поскольку открытие их музыкальности состоялось при моём активном участии, мне не расставить приоритетов — для меня они скорее звучат, как полифония, как тихий галактический хор.

— Кстати, Чёрная дыра — ей есть, чем пульсировать? По сути, это ведь вещь в себе, существующая лишь в математических формулах?

— Как правильно замечено, она не пульсирует. Но есть диски газа вокруг, которые могут себе позволить какие-то колебания, вплоть акустических волн.

— Насчёт звёзд мы выяснили, они пульсируют, если не все, то через одну, а что-либо подобное происходит с планетами и экзопланетами, имеющими собственную тектонику, движения атмосфер… Вы и это готовы подтвердить, Гарик?

— Пульсации отличаются, и неверным было бы с моей стороны сказать, что у всех звёзд есть акустические волны… Мы этого не знаем, это трудно определить наблюдениями. И скорее, мой ответ нет.

Атмосферы планет? Ну, если там есть процессы, которые могут вызвать периодические (или не периодические) колебания газа, то это будут акустические волны.

— Горячие диски вещества, падающего в Чёрные дыры, фотографируют уже давно. Откуда взялся этот ажиотаж вокруг фото, которое недавно облетело все таблоиды? К слову, Гарик, если верить Вашей теории о генерации звуков — акустических колебаний в атмосфере звёзд, и дисках вокруг «чёрных дыр», то какую музыку поёт снятая «дыра»?

— Популярность этого изображения я себе объясняю его качеством. Астрономы из Южной Европейской Обсерватории действительно постарались — это была большая охота, закончившаяся успешно. Подобные кадры получали и мы, только меньшего разрешения. Конечно, миру это интересно, как интересны отпечатки помпейцев, нашедших свой конец под пеплом Везувия. Астрономия получила свои бонусы, лишний раз показав, что на Канарах и в Чили мы работаем, а не отдыхаем. А вот насчёт звуков, простите, то их совершенно естественно создают акустические волны в дисках падающего в Чёрную дыру космического вещества. Это квази — периодические колебания высокой частоты. Материя в диске не гомогенная, и поэтому часто будут какие-то аудиовсплески. Это больше, чем «шум»…

Фото Чёрной дыры

— Известно, что при столкновении Чёрных дыр специальные детекторы регистрируют мощные гравитационные волны, которые предсказывал Эйнштейн. Каковы перспективы у «гравитационной астрономии», изучающей эти явления. И можем ли мы, с помощью этих технологий увидеть окраину Вселенной, или понять, что за «горизонтом событий» Чёрной дыры?

— «Гравитационная астрономия» — это новое направление в астрофизике, и перспективы его фантастические! Гравитационные волны, по сути, представляют из себя малейшие колебания пространства — времени, имеющие теоретическую базу, основанную на теории относительности. Как Вы правильно сказали, это справедливо для таких игроков во Вселенной, как Двойные системы двух массивных объектов, вращающихся друг вокруг друга, Нейтронные звёзды, Чёрные дыры, для таких событий, как взрывы сверхновых, и для понимания процессов ранней Вселенной.

— Гравитационные обсерватории — это пока дорогие игрушки, но ведь когда-то и радиотелескопы были последним чудом техники. Гравитационная астрономия не будет влиять на такие тематики, как экзопланеты, звёзды, межзвёздная среда. Она может повлиять на релятивистскую астрономию: компактные звёзды, крупномасштабную структуру Вселенной, ядра галактик…

— Там будет настоящая революция, и много Нобелевских премий., одна из которых уже досталась Вашему знакомому, Доктору Торну.

Торн (Нобелевская — 2018), Ганс Циммер, Исраелян, Леонов, Хокинг, Брайан, Армстронг, Коллинз

— Астрофизическая наука призвана исследовать макромир, дать ответы на природу глобальных процессов во Вселенной, и описать, в целом, её развитие. Молекулы изучают физ-химики, всё, что меньше молекул, физики-ядерщики, остаётся целая область, куда почти не ступала нога учёного — это физика элементарных частиц и квантовая механика, как её основа. Квантовая теория гравитации — мечта нового поколения физиков. Она только в набросках учёных, а загадочный гравитон — свидетельство правильности новой теории, так и остаётся предсказанным, но не обнаруженным. Шансов на то, что он когда-нибудь состоится, как научный факт, может не оказаться вообще. Скажите, профессор, если поиски частицы завершатся удачно, в случае её научного подтверждения, с какой вероятностью нам бы удалось заглянуть за «Горизонт событий Чёрных дыр»?

— Не исключено, но пока ещё «гравитон» фигура мысли и речи, а не физический объект. Но даже в случае его регистрации каким-нибудь ускорителем, говорить о том, что нам откроется «Горизонт событий Чёрных дыр», скорее всего, наивно, в силу того, что «Квантовая теория гравитации» во многом противоречит «Общей теории относительности» Эйнштейна, и помирить их сможет только такой же выдающийся учёный-физик, каким был Эйнштейн.

Тема эта сверхинтересна для математиков, но я не могу предсказать ни этапов её развития, ни чем эта история закончится вообще. Одно могу сказать точно: «Горизонт событий» останется непроницаемым, даже если квант гравитации — «гравитон» обретёт реальность, это физика…

— Профессор, хватает ли астрофизике мощности существующего математического аппарата или настало время подумать о его перезагрузке? Кажется, ещё Доктор Хокинг пришёл к этой мысли?

— Стивен высказывал много парадоксальных идей, укладывающихся или нет в математическую логику, в том числе и мысль о «Новой математике». Но большинство учёных, и я в том числе, не нашли причин останавливаться на этом. Мне в моих исследованиях математический аппарат пока рук не связывает — посмотрим, что будет дальше.

— Хокинг — Рафаэль астрофизики, например, полагал, что Чёрные дыры, испуская излучение, его имени, таят или испаряются, но это происходит достаточно постепенно, и не очевидно. Их основная особенность в том, что их нет для постороннего наблюдателя — они существуют лишь косвенно, искривляя пространство — время, и поглощая материю. Тогда у меня вопрос, связанный с переходом этой материи — куда, и во что?

— Чёрные дыры плавно переходят в энергию, но, конечно, нужны миллиарды лет, чтобы бывшая Звезда растаяла. Так что, Закон сохранения энергии на них не обижается, он продолжает работать, как и работал. Излучение Хокинга — квантовый эффект. Чёрная дыра является слабым источником излучений, и мощным источником гравитационного поля, энергию которого, превратив в иные формы энергии, она отдаёт Вселенной, как то, что у неё поглотила. Но, повторяю, так медленно, что это могут быть всего десять квантов за сто лет, и эти трансформации происходят за Горизонтом событий, что не позволяет нам фиксировать сам процесс. Кто падает в Чёрную дыру, только тот её и видит, такая уж судьба у нас, посторонних наблюдателей.

— Гарик, а по принципиальным вопросам, по мировоззрению Вы были близки со Стивеном, или ваши точки зрения нередко не совпадали?

Стивен Хокинг и Гарик Исраелян

— Стивен был человек с ограниченными возможностями, и неограниченными способностями, и это несколько сковывало наше общение, но мы были коллеги, и, безусловно, единомышленники. После его ухода вдруг многие стали его друзьями, но я не готов присоединить к этому и свой голос. У учёных на дружбу остаётся не так много времени, однако, я всегда с радостью встречался с ним во время его приездов к нам, на Канары.

Если Вам нужен его друг, обратитесь к доктору Кипу Торну из Калифорнийского Технологического Института, о котором Вы упоминали. Кажется, они были не разлей вода.

— А можете ли Вы что-то сказать о «Теории всего», которая в будущем должна будет объединить всю физику. Между прочим, Стивен о ней много говорил, как о следующем большом шаге теоретической физики, способном нас вплотную подвести к полному пониманию Вселенной.

— Я очень на это надеюсь, хотя уверен, что мы полностью никогда её не поймём — описать Вселенную, как модель, у меня бы рука не поднялась. Но я в то же время надеюсь, что человечество не успеет само себя истребить раньше, чем мы поймём космос хотя бы наполовину.

— Новый, крупнейший в мире «Grand Тelescopio Kanaria», ему почти десять лет, но на нём уже сделано большое число открытий — он мечта каждого астрофизика и предмет вожделения любого из астрономов. Как распределяется время работы на нём — Вы его используете в своих исследованиях или Вам хватает других, поменьше?

Главный телескоп «Grand Тelescopio Kanaria»

— Увы. Он используется лишь для самых важных работ. Его время получить трудно, оно рассчитано на годы вперёд. Для моих наблюдений мне вполне хватает мощности менее презентабельных, но более уютных и приработанных телескопов «NOT» и «TNG» в той же Ла Пальме.

— Какая из моделей Вселенной выглядит для Вас предпочтительнее?

— Как это ни банально, я бы остановился на «Бесконечном расширении». Стивен в этом разбирался, безусловно, лучше меня — это тема его и Доктора Мэя. Здесь лакмусовая бумажка — сверхновые и квазары. Известные наблюдения за ними используются в астрономии в качестве маячков. Правильнее сказать, мы наблюдаем Вселенную 10-12 миллиарднолетней давности, сейчас в ней всё по-другому, но мы этого никогда не увидим. Скорость света конечна, и излучения, достигающие Земли, всегда постфактум событий, уже произошедших когда-то. Простое вычисление расстояний до тех галактик, в которых события произошли, позволяет узнать их возраст. Я объясняю, по возможности, кратко, но примерно всё правильно.

— Гарик, у Вас бюраканская школа — школа Амбарцумяна, пройдя которую Вы пошли дальше. А как насчёт собственного продолжения — ученики у Вас есть или Вы ещё не столько познали сами, чтобы начать отдавать?

— Я считаю, познания вещь относительная, всего знать нельзя, но для того, чтобы начать отдавать, как Вы говорите, нужно просто начать отдавать, наверное. У меня были спиранты — 10 или 15, будут ещё. Наверное, это и есть ученики, о которых вы говорите, если они сами согласятся считать себя таковыми. Я надеюсь, что вложу в них не меньше, чем в меня мой учитель, Амбарцумян.

— Благодарю Вас за «Краткую историю Вселенной», на самом деле, мне было интересно.

— Посоветуете написать книгу?

— Почему бы и нет?

— Благодарю, подумаю… Надеюсь, мы как-нибудь с Вами снова поговорим, — всего доброго!

— Вам тоже…

Беседовал Игорь Киселёв

ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ВИДЕО — АЛЕКСЕЙ ЛЕОНОВ О ФЕСТИВАЛЕ «STARMUS»

ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ВИДЕО — АЛЕКСЕЙ ЛЕОНОВ О ФЕСТИВАЛЕ                  «STARMUS»

Видео с А.А.Леоновым любезно предоставлено Гариком Исраеляном

С юбилеем! Вы наша мелодия — Александре Пахмутовой… всегда 18 лет!

 Творчество композитора — это на девять десятых то, что потребовало от него его время, а время потребовало её именно такую…

Не знаю, как она сама к этому относится, но время, потребовавшее новой Жанны Д’Арк, её получило. Она летала по стране, провозгласившей своей доктриной творческое преобразование мира, её видели на грандиозных стройках Сибири, и в глухих таёжных урочищах, встречали в отрядах геологов. Она дружила с космонавтами и врачами, заслушивалась рвавшими душу бардами, встречалась с людьми, взявшимися осуществить, возможно, самый крупный проект в истории человечества… Она собирала по частичке портрет человека шестидесятых, и сама создавала «Шестидесятые» вместе с Марленом Хуциевым, Вознесенским, Визбором в командировках по Сибири, где люди разных национальностей и разных специальностей овладевали ещё одной – «Строителя коммунизма».

Усть-Илим, Братск, Абакан, Ангара, Енисей, Тайшет — названия шампанским бьют в голову. Полвека назад — полвека вперёд, в сущности, не помеха, когда строишь главную сказку века, и знаешь, что если коммунизм — миф, то греки жили при коммунизме.

В мире создано много прекрасной музыки, ни к чему не обязывающей, ласкающей душу или тревожащей — она остаётся, а люди, кто её слушал, уходят целыми поколениями, целыми общественными формациями, многие так и не успев ничего…

Этой хрупкой женщине посчастливилось делать музыку, побуждающую каждого из живущих успеть что-то оставить после себя другим.

Песни о космосе, о его первых героях заняли в её творчестве отдельное место. Ей действительно всегда была близка тема покорения человеком сибирских рек, целинных земель или космического пространства — это не был заказ. Помните песню «Нежность» — она о космосе…

У неё практически отсутствуют песни о вчерашнем дне, даже о войне, которую она пережила ещё ребёнком, зато многие из них — послания дню завтрашнему. В этом, вероятно, и кроется принцип, и просто не хочется вспоминать…

Слова, которые ей писал её муж, может быть, и не всегда были красивы, но были точны: “лётчик над тайгою верный курс найдёт”, или “надежда — мой компас земной”, это же об одном, о выборе, в котором важно не ошибиться…

Ни одна её нота не осталась не спетой. В середине шестидесятых у неё было «двести миллионов певцов», но были, наверное, и особенно близкие по духу, манере исполнения, голосу, возможно, с кем-то она даже дружила, как например, с Майей Кристалинской, совершенно уникально её исполнявшей — она проживала каждую песню, как некую жизнь, и, увы, так несправедливо и прочно забытой в наши дни.

Её «звёзды в ночном полёте» таскали на себе рюкзаки и разгружали вагоны, а утром отправлялись за парту. Мир изменился, «Марчук уже не играет на гитаре», но вот в чём дело, Александра Николаевна: «Глазок рубиновый» — помните в «ЛЭП-500»? — хочется понимать, что питание в той рации шестидесятых ещё есть, и сигнал оттуда идёт. Можно ли сегодняшнюю молодёжь воспринимать, как продолжателей дел, которые были начаты во времена Вашей молодости? — ну, например, БАМ, всё-таки, достроили. Бродский писал: «Настоящему, чтоб обернуться будущим, требуется вчера». Сегодняшним двадцатилетним тоже нужна вера в то, что мир можно изменить, просто приложив достаточно усилий.

Её жизнь, в том числе и творческая, выглядит на редкость удачной, а брак с Николаем Николаевичем счастливым, может быть, поэтому в любом возрасте она похожа на солнышко утреннее, и ей всегда шла озорная улыбка счастливого человека… В чём секрет — это состояние души или очень хорошо научились держать лицо? Наверное, уже не важно — время подтвердило, что когда человеку хорошо — это трудно спрятать за хмурым лбом или прикрыть озабоченностью.

Глядя на эту пару, понимаешь, что любой третий должен был с её дороги уйти, ведь, по существу, если это и был служебный роман, то оказался для них судьбой, как в картине Эльдара Рязанова. Что можно посоветовать нынешним молодым и не очень парам для достижения такого долголетия в браке? — Быть нужными друг другу, как Пахмутова и Добронравов, они ведь и копья друг о друга ломали, но Николай Николаевич всегда оправдывал свою фамилию — он Добронравов, и это ведь его строчка спасла уже столько мужчин и женщин, заставив их прочесть, как молитву: “нам не жить друг без друга!..”

Н. Добронравов и А. Пахмутова

Количество музыки на земле, плохой и хорошей, ежедневно растёт. Уже и Шостакович ушёл из симфонического репертуара, Дунаевский и Богословский звучат от случая к случаю, и нас навещает мысль, что потомки возьмут себе только лучшее, в которое многое может и не попасть. Но хорошая песня остаётся с человеком, и мы благодарим сегодня Александру Николаевну за то, что она отдаёт себя, как Песня, которую не ты понимаешь — которая тебя понимает.

Много Вам плодотворных полезных дней и замечательного здоровья — мы любим Вас!

Игорь Кисёлев

Последнее "поехали" Алексея Леонова.

Этого ждали, но весть пришла, как и положено, неожиданно — сердце, стук которого впервые услышал космос, навсегда замолчало.

Космонавты летали и будут, и уходили и будут по той дорожке в Королёве, которая ведёт и на Байконур, и к Кремлёвской стене, и туда, где теперь собирается их Первый отряд, чтобы послушать Сергея Павловича — ведь бывших космонавтов не бывает, а дела в нашей космонавтике — на «семёрку», ту самую…

В Отряд космонавтов Лёша Леонов пришёл ни одним из первых, девятым, но как по команде «Встать в строй», и вышел из него предпоследним, остался ещё Волынов.

В любой точке мира найдётся немало людей, помнящих имя первого космонавта Земли, вторым назовут Леонова, третьим, наверное, Армстронга, который исполнил его мечту — ступил на Луну. Сегодня мы наблюдаем окончание славной поры, когда звание космонавта, что у нас, что в Америке было равносильно слову герой.

Но даже в ряду равных себе Леонов всегда был статьёй особой. Он не был уживчивым, это уже точно, но на нём всегда многое держалось. Ему приказывали — он делал, и, чаще всего, по-своему. Его просили — он помогал, его не просили — помогал сам.

Даже за тот первый полёт ему можно было сразу две «Звезды» вешать — и за выход в космос, и за возвращение на корабль, а ведь в полёте корабля тогда произошло семь аварий, четыре из которых могли убить космонавтов. Но не в привычке Леонова накапливать стрессы, он их просто менял один на другой, пройдя свой курс выживания ещё мальчишкой, когда всё запоминается на всю жизнь. За ссорой отца с бригадиром, закончившейся доносом, пришло раскулачивание, лишившее имущества и крыши над головой семью, в которой Алексей был восьмым ребёнком. На те времена злобы не осталось, осталась на всю жизнь привычка разозлиться на то, что тебе мешает, а следующим шагом, собрав все силы, заставить обстоятельства подчиниться.

Именно таким его и запомнят все, кто его знали — командиром своего слова, и настоящим мужчиной. Его второй полёт должен был быть уже на Луну: первым шагом облёт, вторым высадка на поверхность. И когда NASA, как провокацию, объявило о скором старте её астронавтов в сторону нашей спутницы, все три готовящиеся на Луну советские экипажа, во главе с Леоновым отправили письмо Президиуму ЦК Партии с решительной просьбой отправить их туда первыми, чтобы не уступить лидерства — на сырой ракете, заметьте! И полетели бы, и долетели бы, но Партия, поразмыслив, сказала — нет. Для Леонова был удар страшный, такой же, как гибель Юры!..

Второй удар — закрытие программы «Буран», космонавтами это было расценено, как предательство. Леонов и Джанибеков, вложившие в проект немало сил и мозгов, два генерала от авиации, засели писать картины — работа закончилась. Они были замечательные художники…

Если из жизни Алексея Леонова вынуть то, что не получилось, то она всё равно останется самым большим примером правильности выбора своего дела, и верности делу.

Алексей Архипович долго болел, болезнь прогрессировала, но он боролся, он никогда не сдавался — он был Леонов. Он всего чуть-чуть не дотянул до шестидесятилетия той первой весны, «гагаринской», но полёт его не будет закончен, пока не исполнится мечта Королёва, которой Леонов отдал, свои лучшие силы — пока космонавт России не сделает первый шаг по Луне.

Спасибо, Алексей Архипович, Вы с нами!

Игорь Киселёв

Околобалетный детектив - страсти по Орбеляну.

              Околобалетный детектив - страсти по Орбеляну.

Константин Орбелян: нужно связывать людей, а не разъединять…

Это не было бы историей, если бы произошло в любом другом месте, но для Еревана смещение директора первого театра страны со своего поста — это очень многие вещи. Легче всего не вмешиваться, ну а для чего тогда пресса, общественное мнение, наконец?

Приглашённая звезда, музыкант мирового уровня, смело приподнявший ношу не лучшего, признаться, театра, в тот самый момент, когда он уже сдвинул его махину и потащил, вдруг получает от ворот поворот, практически, без объяснения причин…

Скандалы на всю Армению в последнее время быстро становятся скандалами на весь мир и надолго остаются в горячих новостях сразу нескольких стран.

-Приветствую Вас, Константин Гариевич. Вы как-то сказали, что Ваша семья всегда делала всё возможное для культурного сближения России, Америки и Армении. Как кавалер орденов дружбы Армении и России, родившийся в Сан-Франциско, объездивший с выступлениями весь Земной шар, скажите, — искусство объединяет? Можно ли им прочно связать людей разных стран, народы, правительства или это бесполезно?

-Связывать людей, а не разъединять, Вся моя семья пыталась это делать всегда. Мой отец пытался это делать через бизнес, и довольно успешно, потому что финансовые связи даже более прочные, чем культурные, но культурные самые сильные, в этом отношении. Поэтому я продолжаю делать то, что я могу. Дмитрий Хворостовский, предложивший мне своеобразное художественное руководство над своими проектами, за двадцать лет выступлений покорив своим баритоном все части света, кроме Антарктиды, мне кажется, был не только проводником культуры, но и сыном своей страны. Со сцены не только звучал его чарующий голос, на ней стояла Россия — её посол, и все смотрели на этого богатыря Диму, русского красавца, который таковым себя из скромности не считал, как на посла России, и её олицетворение.

В этом же ракурсе я пытаюсь делать то же самое, я впервые в истории вывожу спектакли нашего Армянского Академического театра оперы и балета, который только год назад выступил на исторической сцене Большого Театра, с балетом «Гаяне», Арама Хачатуряна. Это был единственный спектакль, посвящённый юбилею Арама Ильича. Просто сказать, что был аншлаг, это ничего не сказать. Столько желающих попасть в Большой было только перед премьерою «Спартака», того же Хачатуряна. Потом я привёз в Москву две наши новинки — «Кармен», в постановке Наире Степанян, и «Волшебную флейту», Моцарта — я её создал специально для нашего театра с итальянским режиссёром Паоло Мичике, максимально современно, с наличием мультимедийных элементов, и передовой сценографией. Эти же спектакли мы вывозили в Дубай, в сентябре, открывали там начало оперного сезона. Для Армении ситуация исключительная: всё распродано, ни одного свободного места в зале, в шикарнейшем театре, в Дубае! А в конце сентября мы уже открывали новый оперный театр в Кувейте, ездили на две недели, и тоже, наша — была первая постановка оперы в истории этой страны. Так что, мы делаем такие вот замечательные вещи, но мы везём не только себя — театр, едет Армения. И сейчас опять идут разговоры, чтобы мы возвращались в Большой театр с нашим возобновлённым к юбилею Комитаса балетом «Антуни» в постановке Максима Мартиросяна, на музыку Комитаса и Эдгара Оганесяна. Москва уже ждёт нас с ним.

-Я вижу, Вы предпочитаете не задерживаться на достигнутом, а легко берётесь за новое, и этот интерес привили коллективу театра. У Вас прекрасные планы, хороший творческий потенциал, и, судя по темпам, и вызванному выступлениями труппы положительному резонансу, Вы действительно в течении пары лет способны превратить ваш академический театр в мировой бренд.

-Я стараюсь, и люди того достойны. Наши оперные певцы востребованы везде. Наш певец Геворг Акопян больше выступает в Москве, чем у себя дома. Он и Ойванес Айвазян часто бывают приглашены в Мариинский театр, а наше потрясающее сопрано, Лиана Марутюнян, стала инвестицией Армении в Западную культуру. Наша Асмик Папян, колоратурное сопрано, которую обожают все европейские театры, а наши талантливые танцоры, Сузи Пирумян, Рубен Мурадян, Мери Ованесян, Ваагн Маркарян и Размик Марукян, — увидьте их, пожалуйста, они стоят того — они трогательны и высокотехничны.

Мы танцуем и поём на весь мир, — что я могу сказать! Такой мы народ, армяне.

-Если я Вас правильно понимаю, приглашение к вам мировых звёзд уже не обязательно, они у вас есть или почти есть свои?

-Западные мировые звёзды, они всё равно нуждаются в приглашении, они должны ездить, должны показываться у нас на ереванской сцене, только тогда можно говорить о том, что наш театр современен. Кроме выступлений в прошлом году, я к нам приглашал оперную диву, прекрасно известную на Западе Рене Флеминг, а вот только сейчас на нашей сцене гостила феноменально талантливая, невероятно популярная по всему миру, любимица Армении, Асмик Григорян, дочь народных артистов Армении и Литвы, слава которой обещает превзойти славу её родителей. Солистка Мариинского театра, она дала сольный концерт с нашим оркестром, нашим хором, и это было что-то совершенно особенное, бомба экспрессии, качества, и соединения с залом, каких я за свою карьеру мало наблюдал, и было особенным счастьем рядом с нею стоять на сцене. Она сейчас поднимается на свой личный Эверест, не следуя канонам звёздности и известности. У неё был блестящий дебют в Ла-Скала, она выступила в Метрополитен-опера, и я очень, очень за неё рад! Очевидно, что талантов у нас достаточно много, лишь бы нам не мешали развиваться.

-Искренне присоединяюсь: Армения таланты просто на-гора выдаёт, в числе которых не мало и мировых звёзд.

-Хачатурян, Петросян, Шарль Азнавур…

-Татлян, Тер-Аванесян, Ингибарян, Сарьян, Бабаджанян, и ещё раз Бабаджанян, Фрунзик Мкртычан, Авраам Руссо…

-Ну, вот видите, мне кажется, я достаточно ответил на Ваш вопрос.

-Исчерпывающе. Приятно говорить на темы искусства с человеком, для которого оно его жизнь. Однако, я должен задать Вам и другие вопросы.

Вы человек с серьёзным характером, и наше интервью было бы не полным, без разговора о Вашей битве за главный театр Армении. Если Вы позволите, я задам Вам несколько вопросов на эту больную, и тем более, интересную для Армении, и всей мировой культуры тему.

Скажите, маэстро, чем лично для Вас, как для музыканта мирового уровня, являлся Армянский академический национальный театр оперы и балета до Вашего прихода в него в июле 2016, когда, как Президент Армении, Вас пригласил возглавить театр лично Серж Сарксян, — как Вы оценивали его потенциал, творческий, экономический? Там уже была какая-то основа для превращения главного музыкального театра страны в известный мировой бренд?

-Начну с того, что я пришёл в театр после безвременной кончины гениального Гегама Григоряна, отца Асмик, художественного руководителя театра долгие годы. Его не стало в марте 16-го года, а недели через две мне позвонила министр культуры, Асмик Погосян, сказала, что у нас с правительством есть очень серьёзный разговор к Вам. Я приезжаю, и получаю предложение занять пост художественного руководителя театра. Мой ответ был: давайте мы серьёзно подумаем об этом — я подумаю, вы подумаете…

В начале июня мы опять созвонились, и я принял приглашение, став художественным руководителем большого коллектива артистов, и взвалив на себя все дела театра, и одновременно начал знакомиться с потенциалом доставшегося мне от Григоряна наследства, с тем, что они делают. Я понял, что меня ждёт непочатый край работы во всех отношениях, на этот счёт у меня не было заблуждений, и сложная моральная атмосфера. Никто ими особенно не занимался — пиаром, рекламой, новыми постановками. До моего прихода, за семнадцать лет, театр осуществил всего четыре новые постановки! Если уместно сравнение, театр достался мне, как Россия — Путину…

Но только за последний сезон, теперь уже в моём театре, мы их сделали восемь! — Цифра, сравнимая разве что с Большим Театром, и Мариинкой, но у Большого две сцены, а у Мариинки их целых три. Театр, без лишней скромности, стал для Республики Армения курицей, несущей ей золотые яйца.

Динамика нашего развития резко изменилась, работоспособность появилась у всех, после того, как я попросил своих новых коллег проснуться, и заняться, в первую очередь, качеством декораций и костюмов, уровнем исполнения, логистикой, экономикой, рекламой и продвижением нашего культурного продукта, с выходом за рубеж, а это уже подразумевает мировой уровень. И это не всемирный шахматный конгресс в Васюках — всё стало реально! Конечно, пришлось работать, но ведь и зарплата коллектива не осталась на месте, она подросла, и сейчас это достаточно приличные деньги, которые люди кладут в карман.

Я купил спектакль «Чипполино» у Большого театра, я привёз спектакль «Манон», Масне, из театра Станиславского — а это одних декораций четыре фуры! Я пригласил режиссёров — по моей просьбе, к нам трижды презжал Андрис Жагерс, без малого, полвека возглавлявший Рижский Театр. Он ставил «Манон» в 16-м году в Москве, с участием ещё одной нашей большой надежды — Липарита Аватесяна. За роль Де Грие в «Манон» он удостоен золотой маски, и теперь поёт эту партию на родной сцене. В Москве он положил начало серьёзной международной карьере, и его уже ждут и Метрополитен-опера, и Ковент-Гарден. Жагерс очень плотно работал с нашими певцами, поднимая их уровень. С ними работали лучшие педагоги! Я привозил Джона Фишера из Метрополитен-опера, Дайан Солло, и массу других педагогов и специалистов. С первого дня я приглашаю знаменитых артистов со всего мира, чтобы вдохновить на новое качество и придать уверенности в своих силах нашим артистам. Я приглашал известных постановщиков, художников сцены, вплоть до осветителей и костюмеров, чтобы у театра появилось очень современное настоящее, и было видно всем, вплоть до публики, что мы не стоим на месте, что у нас не просто есть надежда на будущее, а ведётся постоянная большая работа ради него.

В этом отношении, я очень доволен сделанным, и буду рад продолжить то, что мы начали почти три года назад.

-Похоже на годовой отчёт в серьёзной организации — я бы у Вас его принял.

-Позвольте спросить — а с какой оценкой?

-С хорошей, но высшей дать пока не могу. Вы сами говорили — над этим надо работать.

Константин Гариевич, Вы больше года проработали в должности художественного руководителя, и уже начали переговоры о приглашении на ереванскую сцену музыкантов мирового уровня, однако, была ли у Вас возможность заняться столь серьёзным реформированием театра, сдвинуть лежачий камень уездной психологии коллектива, не будучи наделённым полномочиями его директора?

-Никогда! Даже если бы я за что-то и взялся, то только несколько приподнял бы уровень исполнителей, но спектакль, чтобы он стал престижным, требует ещё многого, а вот это уже работа директора. У худрука нет таких финансовых рычагов, которые дают возможность решать художественные вопросы в экономической плоскости. Это директор решает откуда брать деньги, и как и на что их тратить. Но, главным образом — откуда? С моим посвящением в статус руководителя театра, главным спонсором к нам пришёл «Ардшинбанк», помогать сделать театр красивым, максимально современным, чистым, удобным, теплым, и чтобы, как в уже хорошо забытые былые времена, поход к нам становился событием.

Но, как только мне пришлось пост оставить, банк в тот же день разорвал соглашение, посчитав моё отстранение от должности беззаконием. Это не было странным, если учесть, что инвестиции давались под моё имя, без залога, в расчёте на выручку, которую театр начнёт приносить. Давали под Орбеляна, зная, что деньги не пойдут ни направо, ни налево, а точно на те проекты, которые мы вместе согласовали. То есть, финансовое благополучие наших проектов и суперпроектов замыкалось на мне, моих друзьях, и людях, которые мне лично верят.

-Художественный руководитель известного творческого коллектива, совмещающий обязанности творческие с административными, не такая уж и большая редкость. Тому хороший пример — возглавляющий Мариинский театр, Валерий Гергиев, когда-то начинавший свою карьеру именно в Ереване, или Герберт фон Караян, до последних дней руководивший Венской оперой. Мне кажется, что и Вы фигура достаточная для такого масштаба деятельности, но которой решили походить весьма непрофессионально, если не сказать, по-любительски?

-Конечно, в этой эпопее с театром очень многое было с самого начала завязано на личность, не зря, наверное, пригласили именно меня, а не Гарика Мартиросяна, или кого-то ещё. Я себя никаким боком не сравниваю с Валерием Гергиевым, но если бы у Гергиева не было этого мощного рычага — слияния двух постов, гендиректора, и художественного руководителя театра, или его бы не было, скажем у Караяна, не было бы ни Мариинки 2, ни Мариинки 3, ни филиала Владивостока, а Венская опера не стала бы тем театром, в котором большая честь даже переворачивать ноты.

Под кого-то банки деньги дают, под кого-то нет, ведь там не глупцы сидят…

-В мае 2018 Армения пережила не простой переход власти бархатно-революционным путём, естественно, сменились и приоритеты, что не могло не сказаться и на культуре, которую можно назвать «мягкой силой». Маятник её качнулся от границы с Россией в сторону либеральных ценностей, что, вероятно, и послужило основной причиной Вашей отставки с поста директора театра?

-Нет. Я думаю. что когда люди приходят к власти революционным путём, они ещё какое-то время не могут осознать себя во власти, продолжают революционные действия, когда уже надо засучив рукава работать. Ереван — не Бангкок, но колорита и здесь хватает.

Я ничего не имею против нынешнего премьер-министра, но когда новые люди уже расселись по кабинетам, они должны хотя бы на первых порах отталкиваться от того, что не всё бывшее было плохо, начнём с этого. Если люди были приглашены прежней властью, это не значит, что они все плохие, хоть я и не говорю, что они все хорошие — надо разбираться. И надо расставить приоритеты, с чего начать реформирование того театра, который зовут Армения? Если они решили, что первое, с чем следует разобраться, это культура, то стоит напомнить, что она всегда была в Армении на высоте, и служила её визитной карточкой… Практически, можно сказать, у нас больше ничего и нет — у нас есть мозги и культура!

Наши шахматисты, наши математики, наши писатели, наши выдающиеся учёные, композиторы и артисты, и наши политики — если бы не Анастас Микоян, неизвестно чем бы завершился Карибский кризис. Я мальчишкой в Сан-Франциско, в те дни со страхом ждал сообщения о начале войны с СССР, то же происходило и по ту сторону океана… Убери всё это, и что останется — один армянский коньяк! Культура — это наш красивый портрет. Даже при власти Иосифа Виссарионовича Сталина, установленной тем же революционным путём, Советский Союз за рубежом представляли люди самые выдающиеся — в основном, это были деятели искусства. Туда выезжали Эмиль и Елизавета Григорьевичи Гилельс, Леонид Коган, режиссёры Александров и Эйзенштейн, поэты Маяковский, Есенин, театры, Большой и, опять же, Кировский… Культура видна всем сразу — там ничего не надо объяснять.

На бархатную революцию в Армении как раз и пришёлся самый разгар преобразований в моём, как я теперь считаю, театре. Было почти чудо, что всё это произошло: мы получили приглашение в Большой театр, мы получили приглашения в Кувейт и Дубай, и я считаю, что последнее, во что новой власти надо было вмешиваться, это наш театр. То, что произошло дальше, и привело мои отношения с новым Министерством Культуры в турбулентное состояние, возможно, чем-то и обосновано, но только не положением дел в театре, и тем, что происходило в его стенах…

Театр добился многого, добился того, что люди приветствовали наших артистов стоя, и уж чего не было точно за последние несколько десятков лет, чтобы вокруг него ходили в поисках лишнего билета — это, кстати, тоже показатель успеха наших реформ. Бывшая министр Культуры Армении, Лиллит Макунц, у нас с нею были трения, которые мы рассматривали, и в рабочем порядке быстро решали, она, так же, как и я недоумевает от приказов пришедшей на её место француженки Назени Гарибян. Почему, начав разбираться с не самым слабым местом страны, культурой, она сконцентрировала весь свой удар на мне?

История ещё будет с этим разбираться, а сейчас у нас идут судебные процессы. Я подал в суд на Министерство Культуры, я подал в суд на… решение Премьер-Министра о назначении И.О. Министра Культуры Назени Гарибян, которая уже приняла энное количество достаточно неправильных решений, на том основании, что она, как гражданка Франции, не имеет права занимать место в нашем правительстве. Это записано в Конституции, а не я придумал, и пусть суд разбирается, а дальше будем посмотреть…

-Суда ещё не было?

-Нет, нет… Я подал исковые заявления только в конце мая, потому ждал после моего увольнения почти два месяца, чтобы Премьер-Министр, Никол Пашенян, предпринял какие-то, всё-таки, достаточно веские шаги, как он и обещал, он их не предпринял, и я подал в суд — так что, посмотрим…

-Очевидно только одно: искусство, которым занимаетесь Вы, достаточно высоко, чтобы не становиться жертвой политики по той простой причине, что правительству любой страны лестно иметь в качестве актива успешно развивающийся, а главное, популярный в мире театр — стоимость его прекрасно понимают в любом коридоре власти.

На что Вы можете рассчитывать в сложившейся ситуации, действительно, решит суд, а что Вы собираетесь предпринять, если он примет неприятное для Вас решение, Константин Гариевич?

-Вы знаете, я абсолютно уверен, что их решение меня уволить было неправильным, потому что объективной, законной причины для этого не существует. Я был легитимно назначен — точка!

-Но госпожа Гарибян, в обоснование законности своего похода на Вас назвала их три:

Первую Вы сами назвали — она о том, что решение правительства, на основании которого «Орбелян» был назначен директором, в тот момент еще не вступило в силу.

Вторая — пункт 3 пятнадцатого закона «О государственных некоммерческих организациях», это как раз о запрете на совмещение двух и выше постов.

И третья — незнание армянского языка.

-Хорошо, по пунктам:

Я был легитимно назначен, потому, что у прежней власти не было причины не сделать этого.

В постановлении Правительства о моём назначении не было специально обозначена необходимость знания армянского языка, потому что там совершенно разные законы для конкурса на занятие определённого места директора, или назначение его Правительством. Если человек им назначен, то пункт о знании языка автоматически опускается.

И третье: наш юрист, занимавшийся всеми делами театра с момента моего появления в нём, и, естественно, делом моего увольнения, Геворг Малкопян — совершенно выдающийся. Я его называю, профессор-профессоров, они его, по- человечески, боялись. Когда мы с ним приходили в Министерство, в желании мирно во всём разобраться, в ответ на утверждение о нелегитимности моего назначения, он им предъявлял такие документы, подтверждающие обратное, что спорить было бессмысленно. Это ещё и потому верно, что в пору моего назначения он был главным юристом Правительства, что очень важно.

-Опытный человек.

-Его боятся…

-И что же госпожа Гарибян?

-«Их» это не убедило. Приглашает меня — приходите к нам, давайте ещё раз поговорим, всё взвесим? Я соглашаюсь, но говорю, что приду со своим юристом. Нет, тогда лучше не приходите!

Надеюсь, что суду лучше меня удастся убедить их в ошибке… Я почему-то в этом уверен.

-Ещё вопрос: пока суд, да дело, на какой точке замерли весы Вашего официального статуса?

-Я худрук театра.

-А новый директор Вам не мешает, вновь нанятый или назначенный?

-Директора я назначил, для этого мне не нужна резолюция Пашеняна. По нашему закону, худрук может назначить и.о. директора театра — им стала одна из моих замов…

-Ваш ответ более интересный, чем тот, на который я мог рассчитывать.

-Это женщина, Карине Кирокопян, очень осведомлённая в делах театра, знающий юрист, и экономист, но, тем не менее, она ни одного шага не сделает, не посоветовавшись со мной — мне пришлось разыграть такую комбинацию. Она всех и всё знает, а кроме того, Геворг Малкопян, по-прежнему, у нас работает, и у нас полное взаимопонимание. Мы не сложили руки в ожидании, каков будет судебный вердикт — работаем!

-Значит, пока всё идёт без палок в колёса — Вы потеряли в зарплате, но не потеряли рычаг управления театром?

-Именно так, однако, зарплата тоже вещь относительная — моя была на три четверти гонорарной, так что, не скажу, что я уж так её потерял.

-А как остальные — ведь министерство уменьшило вам государственную дотацию на восемьдесят пять миллионов драмов?

-Ну, они были бы не они, если бы не сделали этого — причина не долго оставалась без следствия. К сожалению, после такой атаки на театр, мне пришлось пойти на крайнюю меру — убрать из его штатного расписания 38 должностей. Например, в театре было восемь замов директора — я оставил два. И ещё больше тридцати единиц сократил, но людей не увольнял, а чтобы не было потери в заработке, нам пришлось срочно увеличить выпуск нашей продукции, но не с потерей качества, а прямо — наоборот, иначе нельзя: я запретил менять психологию — мы не театр, борющийся за выживание, мы развивающийся.

-И ваши люди Вас поняли?

-Ну, Россия же, находясь под санкциями, развивается — почему не взять с вас пример? Люди всегда тебя понимают, когда ты к ним по-человечески относишься, у меня поддержка в театре — девяносто девять процентов. Мы просто сплотились, как коллектив, понимая, что я был вынужден, и можно только догадываться, что ещё в Минкульте придумают, чтобы «поддержать» нас. Крутимся — жизнь идёт, как в Китае: нам санкции, а мы ещё что-то придумаем.

-Вот это ответ — зарядите своим оптимизмом всю Армению.

-Пожалуйста, пусть приходят, и смотрят — это бесплатно.

-Спасибо, с «балетом» вокруг оперного театра, пожалуй, ясно.

-Дело ясное, что дело тёмное…

-Сменим тему, маэстро: Вы промахнулись мимо «Греми», причём два раза — как Вы это пережили?

-С достоинством. Это ведь не, как фанера над Парижем. Рассчитывать на «Греми» никогда не надо, не надо рассчитывать на то, что у её устроителей такой же взгляд на искусство, и на мир вокруг, как и у тебя. Многие премии вручаются вообще непонятно за что, но дело не в этом. Само попадание в «Греми», в их отбор — это уже оценка твоей работы. Возможно, если бы Дима Хворостовский был жив, за его диск со Свиридовым «Отчалившая Русь» мы могли иметь шансы на статуэтку, но даже само номинирование на неё среди музыкантов весьма почётно. С ним мы были дважды номинированы, видимо, Бог ждал третьего…

-Бог и так дал не мало — двадцать лет поработать вместе это великое счастье для обоих.

-Безусловно, Вы правы, это и было счастье, а теперь на его месте на сцене рядом со мной стоит пустота, которую я не перестаю ощущать…

-Простите, что я напомнил…

-Напротив, помнить надо…

-И, всё-таки, не буду Вас так допрашивать, у меня остался к Вам последний вопрос о Ваших планах — можно телеграфным текстом?

-Не хочется говорить про караван, чтобы никого не обидеть, но, пока я его веду, он будет идти. Сейчас театр отдыхает — я всем посоветовал не тратить силы, а их накопить, ибо впереди нас ждёт большая работа.

В репертуаре театра пока нет ни одной большой русской оперы, и это обидно, если иметь в виду, что наше сотрудничество с Большим Театром и Мариинкой вполне возможно в масштабе регулярных обменов нашими постановками. Мы хотим поставить «Евгения Онегина». В концертном исполнении готовим оперу Джиордано «Андреа Шенье», ни разу не шедшую ни на одной из сцен ни в СССР, ни на постсоветском пространстве, даже нот её нигде не было, но мы их с трудом купили, и теперь это в наших планах. Арии из неё недавно с успехом спели в Москве Ованес Айвазян и Геворг Акопян, можно сказать, это была первая ласточка.

Мкртич Бабаджанян уже подбирает голоса для концертного исполнения Вердиева «Бала-маскарада».

Балетным тоже много отдыхать не придётся — уже в сентябре мы начнём готовить новую постановку «Старых богов», Ваче Шарафяна. Дальше ожидается приезд из Санкт-Петербурга Леры Каспаровой которая познакомиться с нашей труппой и, вполне возможно, возьмётся поставить у нас «Антуни», Комитаса, это будет вишенка на торте, если мы сделаем!

В ноябре мы постараемся показать премьеру «Хрустальный дворец» мальтийского композитора Алексея Шора. Вещь неожиданная, опера-балет, с элементами того и другого, к нему уже шьются костюмы, готовятся декорации за спонсорский счет Европейского фонда содействия культуре из Мальты. Если пройдёт удачно, это произведение войдет в репертуар нашего театра. Это, так сказать, наши ближние планы, то, что уже в работе, а дальше должен быть суд, и если мы победим, то все шлагбаумы для нашего Ереванского Театра будут открыты. Недавно у меня состоялся мой личный гастрольный тур — это были Китайский Шенчьжоу, Санкт-Петербург, Каунас, Нью-Йорк, Буэнос-Айрес, Сан Паулу, Лима — только успевал менять самолёты…

-Значит ли это, что, Ваши оппоненты успокоились, или помогают друзья?

-Несмотря на то, что театр поглощает всё моё время, приглашения мне, как дирижёру продолжают поступать постоянно. Иногда приходится работать сразу на несколько фронтов — к счастью, у меня есть возможность быть себе и спонсором и продюсером. Но я не закончил: везде, где я выступал, речь шла ещё и о культурном обмене, и была подписана целая папка договоров о сотрудничестве — многие захотели увидеть наши работы, так что и перспективные планы у нас поистине грандиозны!

-Просто замечательная концовка, и какое бы решение не вынес суд скорый, у истории он свой, и об этом никогда нельзя забывать. Всё, что я узнал от Вас — Вы талантливый музыкант, организатор, и патриот Армении, у Вас есть гражданское мужество, и Вы в прекрасной форме — это очевидно.

Пожелаю Вам очень много работы, ведите свой театр от одного успеха к другому, у Вас это хорошо получается.

Игорь Киселёв