Анджело Тейлор — это одержимость, помноженная на талант — семь лет назад именно так мне был представлен этот независимый музыкант, честно не годившийся ни на что другое, кроме сочинения электронных тем, которые было не так-то легко понять. Но среди своих он уже был мастером с двадцатилетним стажем, которого помотало по России и Белоруссии, пока он не бросил якорь в Гагарине, бывшем Гжатске. На фото из музея первого космонавта он рядом с картиной, где есть Королёв и Гагарин, но кажется, что он в ней, по крайней мере, не лишний. Он один из тех, кто привнёс в космонавтику музыку, которой ей, наверное, не хватало…
Композитор Анджей Кравцов
Их много, бредящих космосом, кто делает музыку о нём, кто делает его ближе к нам. Год назад Тейлор — он же Анджей Кравцов, собрал этих отшельников на фестиваль, сразу ставший международным. Так было положено начало новой традиции встречать весну и день первого полёта вместе — любителям этого направления музыки, и её авторам. В этом году к инициативе подключилась Госкорпорация «Роскосмос», и второй фестиваль уже стал настоящим посвящением тем 108 минутам, с которых началась космическая эпоха. У нас накопилось несколько вопросов к первому, и пока бессменному продюсеру фестиваля, который так и называется «108 минут».
-Анджей, год назад ты произнёс фразу — «Мы сделали это»! Это было, как «Поехали»?
-Ну, скорее, как «Полетели»!
-Кому был посыл?
-Посыл был направлен скептикам, которые не верили в возможность создания такого фестиваля. Примерно такой же путь насмешек, неверия и тотального скепсиса проходили первые наши отечественные инженеры, строившие ракеты. И тем не менее, мечта получила воплощение в самом беспрецедентном событии в истории нашей цивилизации — первом полёте в космос Юрия Гагарина. Я убеждён, что человечество двигают вперед именно мечтатели, фантазёры и чудаки, а не «серьезные и занятые» дядьки считающие себя очень важными. То же и с нашим фестивалем: никто в него не верил, даже ставили «палки в колёса», однако и мы преодолели земную гравитацию.
-А сегодня можно сказать — «Поехали дальше»?
-Определенно!
-«108 минут» — это твой ребёнок, больше такой фестиваль нигде в мире не проводился. «Роды» были непростыми, но всё позади. А что предшествовало его появлению на свет, был какой — то толчок?
-Я родился в 70-х, а стал взрослым — в 90-х. Это было самое тяжёлое время для нас и страны, когда она подверглась массированному развалу. Особенно нелегко было музыкантам — профессия скатилась по социальной лесенке, мы стали невостребованы… Денег ни у кого не было, но чем меньше их становилось, тем ясней становился основной смысл жизни музыканта — двигать культуру, служить прекрасному, быть частью чего-то большого и важного… Те, кто не сумел найти под собой такую опору, деградировали профессионально, а порой и просто погибали, как, например, удивительный композитор и аранжировщик Борис Деарт, но именно это желание позволило не провалиться в «дыру» так многим, и после всех перенесённых невзгод, с головой окунуться в творчество. Собственно, я просто хочу быть Слугой Прекрасного — нет ничего выше этого. Понимаешь, какого-то особенного «толчка», наверное, не было, всё произошло закономерно: фестиваль стал ответом на желание большой группы композиторов, пишущих в электронном ключе о космосе… как бы это сказать, преодолеть определённую «гравитацию», прежде их разделявшую, чтобы они раз в год сверяли ориентиры. Но и для публики это оказалось интересным — так и пошло.
-Космос не полон звуков, и музыка его — из наших голов. Однажды на космической станции отключилась энергосистема, и все услышали, как звучит космическая полная тишина. Говорят, это было страшно, а у тебя мелодии о нём такие красивые. Анджей, скажи, это от незнания или наперекор настоящему?
-Чисто технически, музыка, прежде всего, — набор вибраций. Низких и высоких. В космосе нечему вибрировать, там нет воздуха, но, тем не менее, там полно вибраций, скажем, электромагнитных. Если пропустить их через звуковой тракт, так делают иногда радиоастрономы, то можно услышать огромное количество различных звуков. Я, как специалист, вполне понимаю это, но как любой художник, могу вносить некий «импрессионизм» в своё творчество. Заметь, получается весьма интересно.
-Кто твой эталон в космонавтике-астронавтике, Владимир Комаров, которому ты посвятил одну из вещей или, может быть, Нил Армстронг, так похожий на Гагарина? — Он ступил на Луну, и отскочил от неё, как мяч — помнишь? Ушедший навсегда от нас, Кайханиди, помнится, успел посвятить ему свою последнюю композицию…
Юрий Гагарин и Сергей Королев
-Мой эталон в космонавтике один — это Сергей Павлович Королёв. Он был совершенно уникальный — вспыльчивый, человечный, и, одновременно, руководитель от Бога. Он пример для меня — я посвятил ему композицию, которая называется «Мечтатель». Он и был самым настоящим Мечтателем — с большой буквы, с большими идеями…
-Просто так спрошу: ты веришь в телепатию, или какие-то ещё ухищрения разума?
-В телепатию? Верил в юности, а что?
-Ничего не подтвердилось?
-Как у многих композиторов, включая, например, того же Сен Прё, или Маруани: им кажется, что их музыка не принадлежит их таланту, а только позволила им услышать себя. Мне кажется, это тяжёлая работа мозга — машины, которую пока ещё никто до конца не понял.
-Молодец — не попался на мою провокацию.
-А это была она? Я и не заметил…
-Вернёмся в наш «Фестиваль»: почему на «мероприятие» не попали, скажем, Андрей Климковский или некоторые другие космические электронщики? Есть какой-то «фильтр» или они по иным причинам не смогли принять участие в празднике?
Андрей Климковский
-Фильтр, конечно… вот хотел сказать есть, но, подумал «а в чём он»? По-моему его нет, мы берём все работы космического звучания. Что до Андрея, Климковский получал наше предложение, и даже обсуждал со мной своё выступление. Однако, это не помешало ему в последний момент почему-то неожиданно снять свою кандидатуру участника. Это было год назад. Андрей знает о нашем мероприятии, и когда захочет выступить у нас, мы сочтём за честь пригласить его, потому что имя музыканта Андрея Климковского в нашей стране стало «классикой жанра». На любом мероприятии существует временной формат — это время длительности мероприятия. У нас он равен 3 часам максимум, и практика показала, что за это время попросту не реально отслушать более 10-12 человек, которые исполняют от одной до трёх композиций. Да и для слушателей высидеть в зале даже такое время — тяжеловато. Никаких других «фильтров» у нас нет. Есть некоторые правила поведения в группе оргкомитета «вконтакте», так — сказать, наш дресс-код, но они просты для исполнения — не ругаться матом, не обижать никого, не принадлежать к сообществам сомнительного характера, тем более, к их делам, ну, и, конечно, для того, чтобы попасть к нам, необходимо так же соответствовать музыкальному формату фестиваля.
-Судя по видео, «108 минут» оказался форумом, на котором многие познакомились, — твои впечатления о тех, кого ты сам увидел впервые?
-Мои впечатления — восторженные! Я лёгок на контакт, и, если вижу перед собой хороших, и тем более, талантливых людей, чаще всего, они становятся моими друзьями.
-Мечтаешь ли ты о времени, когда проект получит такое развитие, что после окончания конкурса лучшие музыканты отправятся с концертным туром?
-Это не мечта, это одна из ключевых целей моей работы.
-Отдельное спасибо, наверное, волонтёрам. Кто они были — фанаты космической электроники или просто люди со стороны?
-Определённо — мы им благодарны. А что касается того, кем они были — наверное, и тем, и другим, и третьим, понемногу.
-Фестиваль, в перспективе, мне кажется, должен стать не только конкурсом, но и школой.
-Это логичный, и это вполне возможный сценарий, но времени на всё, к сожалению, пока не хватает.
-Ты весьма высоко оценил «мелодизм» Сергея Чекалина, когда–то написавшего знаменитую «Экологию», одного из членов почётного жюри, который, к тому же, принял участие в финале со стороны «приглашённых звёзд», и прописал ему подтянуться в аранжировке — даже предложил свою помощь. Ты не планируешь в будущем устраивать мастер-классы для «одарённых»?
-В перспективе, мы обязательно найдём на них время, тем более, что я пообещал мастер-классы нашим конкурсантам, а я свои обещания выполняю! Чекалин — отдельная тема. Он действительно талантливый человек, очень вежливый, скромный, и я с большим удовольствием готов ему помогать, даже продюсировать, если он согласится.
Сергей Чекалин
Например, я хочу предложу ему издаваться в компании «Никитин Мьюзик Групп», которая сейчас будет издавать меня самого и многих моих друзей, которых я привел туда, а это практически означает, не сочти это за рекламу, получить статус «звезды». Мечты должны исполняться, а чудеса существовать. Если бы я в это не верил, я бы никогда не взялся ни за музыку, ни за фестиваль — так уж меня воспитали.
-Несколько слов о победителях, и почему так мало женщин — участниц, ну, просто, как в нашей «космонавтике»! — Они не нужны на твоей «Космической станции»?
-Как это не нужны? Но, прошу, не забывай о том, что «Станция» лишь недавно запущена. Я твёрдо убеждён, что «девчонок» среди нас станет гораздо больше — всему своё время. Ведь мы работаем не со «Спилбергами от Музыки», а порой с людьми, буквально делающими вторые или третьи шаги в ней, но у них есть хорошее будущее, и вот это я, как директор «ста восьми минут», должен почувствовать, и постараться не пропустить талантливый «экземпляр».
-Скажи, Анджей, один из ваших партнёров, Госкорпорация «Роскосмос», как оценила ваши труды? Она собирается вас поддерживать и в дальнейшем, и не собирается ли фестиваль покинуть стены музея «Первого космонавта»?
-Насколько я пообщался с представителем «Роскосмоса», они заинтересовались этим «мероприятием», и на словах мы договорились о дальнейшем сотрудничестве. Во что оно выльется — покажет будущее. Во всяком случае, представитель Госкорпорации Денис Метальников в беседе со мной на фестивале сказал примерно следующее: «Сижу и слушаю концерт и думаю. Вот мы приглашаем западных музыкантов. А ведь то, что я услышал здесь — совсем не хуже того, что предлагает запад. И даже лучше! А почему-то мы их не знаем и не приглашаем?» — Я думаю, что это скоро изменится. Фестиваль родился в стенах музея, и пока останется там. Но какие-то мероприятия, связанные с другими местами проведения, вполне имеют право на существование — мы рассматриваем разные варианты.
-Вопрос композитору Анджею Кравцову: в отличие от многих, ты никогда не перерабатывал классику, — Баха, как Климковский, Вивальди, как Жан-Мишель Жарр или Шопена, как Кузнецов, — но ведь это так соблазнительно на чужом коне въехать в собственный стиль и жанр?
-Я никогда об этом не думал. Я предпочитаю создавать свою собственную музыку, чем перерабатывать чужую. Чужая музыка представляет для меня интерес только тогда, когда я могу чему-то научиться у автора, либо когда есть возможность пригласить его на фестиваль!
-Ответил ли фестиваль на какие-нибудь твои вопросы, например, почему ты не пошёл в киномузыку или что стоит за каменной стеной публики, — ты стал лучше понимать её вкус?
-Я стал лучше понимать, что такое «шоубизнес», и что именно нужно делать для того, чтобы вкусы людей развернуть туда, куда надо.
-Как Пушкин?
-Нет, как Жан-Мишель Жарр, он как-то поближе к теме нашего разговора.
-На твой взгляд, такой фестиваль необходим, скорее: космонавтике, композиторам, публике, или молодёжи, которой нечем заняться?
-А почему это мы считаем, что молодёжи нечем заняться? На самом деле, именно та молодёжь, у которой есть серьезные «занятия» и приходит к нам в качестве слушателей. Часто даже в качестве композиторов — участников фестиваля! А те люди, которые не могут придумать себе серьезного занятия — они даже и не знают про нас. К счастью, таких не много.
-Планируется ли расширение «международности» твоего детища? Я не про Венесуэлу и Мексику, но про Казахстан, Армению, Белоруссию, где есть подходящие композиторы, и ты их, возможно, знаешь.
-Определенно. В 2017, я планирую привлечь на фестиваль европейских музыкантов. Что касается стран бывшего Союза, то там тоже проводится определенная работа. Уже в этом году, были участники из Украины и Казахстана.
-Тебе не кажется, что ты запустил процесс? В этом году, параллельно со «108 минутами» был проведён не столь масштабный интернет — конкурс хорошо знакомого тебе лейбла «О2», почти той же направленности. Наверняка к продолжению твоего начинания присоединятся ещё какие-нибудь форматы. С одной стороны, это увеличивает для тебя конкуренцию, но если говорить о музыке космического направления, в целом — ей эта теснота на пользу?
-Милости прошу в наш «анклав создателей космической электроники». Мы не законодатели жанра, и поэтому каких-то особых прав на него, естественно, не имеем. Если кто-то ещё возьмётся создавать или продюсировать форумы, аналогичные нашему, но не копирующие его — в добрый час. Чем нас больше — тем лучше! Упомянутый тобой сайт «О2» — действительно хорошая площадка для размещения работ музыкантов-электронщиков. Многие через неё прошли, в том числе и я, но это не лейбл, каковыми, например, являются «Sony Music», «Warner Music», и прочие официальные компании, приносящие музыкантам определённый доход.
-Давай немножко о меркантильной стороне твоего «нелёгкого дела» — из какой «тумбочки» ты берёшь деньги на фестиваль? Насколько я знаю, вы не занимаетесь рекламой или ещё чем-то коммерческим, приносящим, как ты говоришь, «определённый доход»?
-Ты не поверишь — я вкладываю деньги лишь в бэйджики для участников! Остальное делают спонсоры. Конечно, у нас не было лазеров, прочих гламурных эффектов, но зато у нас есть имя Юрия Гагарина и Музей Первого полёта, с его историческими артефактами, побывавшими в реальных космических экспедициях — это особенное место! Для фестиваля «108 Минут» музей, сам по себе, вполне способен заменить любые мультимедийные «фишки». Мы делаем фестивали уже 2 года, занимаясь, в том числе, благотворительностью для музыкантов с помощью спонсоров. Нам даже на это, как это ни странно в разгаре кризиса, хватает средств. Я и моя команда, частью которой ты, кстати, тоже являешься, стали первыми в деле организации фестивалей космической музыки, но нам не мешает знать, что и у наших коллег и друзей, представителей «техно» или иных стилей и направлений есть свои фестивали. А это означает возможность получить новый опыт, перенять их какие-то «ноу-хау» и трезво оценить собственные достижения. Это факт, что музыка не знает границ — музыканты должны сотрудничать, а не конкурировать. Мы готовы рассматривать любые варианты сотрудничества, кроме сталкивания музыкантов лбами, иногда практикуемого для повышения рейтинга. Фестиваль не заканчивается 12-го апреля. Он идёт целый год, что длится подготовка к новому форуму и это время мы открыты для всех. Меня иногда называют «мамочкой электронщиков», это потому, что при необходимости, мы будем помогать всем инструменталистам, без исключения.
На фестивале «108 минут»
-Анджей, хочу вернуть тебя к твоей фразе насчёт «больше — лучше»: объективно, больше — не всегда лучше, ведь может пропасть качество?
-Это справедливо: я редко выпускаю новые композиции и часто не доволен собой, хотя у моих слушателей бывает и противоположное мнение. Я мог бы написать и гораздо больше вещей, но тогда бы их качество упало, если не обнулилось. В этом, например, коренное отличие участников «108-ми минут» от поставщиков мелодий для телефонов и шоу-бизнеса.
-Хочу признаться, что я люблю космические фильмы — «Звёздные войны» или наш «Укрощение огня». Долгое время тема «Поход» из «Сибириады» была для меня своеобразною одой прорыву в космос. Но это совсем не та «электроника», которую пишете вы сегодня. А ведь есть ещё музыка Шнитке для «Сказки странствий» — она тоже космическая, хоть и пишет портрет героя симфоническим звуком. Где грань между космической и остальной музыкой, чья музыка ближе к звёздам, — Артемьева с Джоном Уильямсом, или Маруани и ваша?
-Спасибо за вопрос, Игорь, на самом деле, чем старше я становлюсь, тем более размытой становится эта «грань». Я становлюсь «всеядным» музыкантом. Мне нравится всё: и классика, и рок музыка, и берлинская электронная школа, и… продолжать можно долго. Вполне возможно, что, как таковой, «грани» и не существует. Я очень люблю, как Маруани, так и Уильямса. Я могу часами слушать и того и другого. Я и сам иногда, под настроение, балуюсь созданием симфонической музыки. Но, наверное, всё-таки, эта «грань» у нас в голове, точно так же, как и само время, существует только потому, что мы привыкли его измерять…
-Прекрасный ответ, другого я и не ждал. Если честно, можно было бы и подольше поговорить, но, мне кажется, ты сказал главное. Последнее слово — ты больше ничего не хочешь сказать?
-Граждане судьи?
-Граждане и товарищи музыканты, и госпожа публика…
-Спасибо: пользуясь случаем, я хотел бы обратиться через популярное издание «Эксклюзив» с приглашением к нам в качестве участников фестиваля всех тех людей, которые сочиняют инструментальню музыку, тех, кто боится показать её, кто не знает, что делать со своим талантом и куда идти с творчеством — лицам от 14 лет и старше: «Друзья — мы ищем таланты! Вы у нас самые желанные гости, так давайте украсим этот мир при помощи музыки — у нас много работы!»
-Спасибо за беседу, Анджей. Удачи тебе в фестивале «108 минут» — 2017.
Если выбирать друга, то верного и надёжного. Ещё лучше смелого и решительного в ситуациях сложных — спокойного, порядочного человека. Тот, о ком бы я хотел рассказать, получил все почести, положенные космонавту и герою, но среди его наград ярче всех та, которую присуждает народ — она называется любовь…
Владимир Джанибеков
-Уважаемый Владимир Александрович, здравствуйте! Любое интервью с Вами — «Повесть о настоящем человеке». Вы будете против, но факты достаточно очевидны. Вы участник шести полётов, в каждом из которых неизменно занимали командирское кресло — самый опытный космонавт СССР, которого кидали в самое пекло, единственный «Космонавт 1-го класса», награждённый соответствующим знаком. Только благодаря Вашему мужеству в экспедиции на умершую Станцию «Салют-7» не произошло падения её осколков в ту точку на «Глобусе», которую она сама выберет — на разрешение ситуации отводились считанные недели… Есть такое понятие — человек, твёрдо стоящий на земле, но есть и аналогичное понятие — человек, твёрдо стоящий в Космосе. Его можно отнести только к небольшому числу космонавтов или учёных, успешно занимающихся полётами за пределы земной атмосферы. По мнению людей, с которыми нельзя не считаться, Вы один из лучших в этом ряду.
-Сразу поправлю: Вы мне приписали один полёт.
-Вероятно, последний — по сложности, его можно засчитать за два. Экспедиция спасения станции «Салют-7». Может быть, немножко поговорим о ней, или эта тема Вам надоела?
-Если честно, то надоела и давно.
На «Салюте-7»
-Обещаю, — учту. Но мимо всё равно не пройдёшь. Владимир Александрович, а так ли нужно было «вытаскивать» разваливающуюся «Салют-7», когда уже был почти готов первый модуль «МИРа». Или действительно боялись падения осколков на города, которое могли понять «по-другому» наши западные партнёры, ведь «холодную войну» никто не отменял? Все понимали, что это будет полёт повышенной опасности, и, всё-таки, Вас туда послали?
-Сразу Вам говорю, что риска было ничуть не больше, чем в любом другом полёте. Единственное отличие: станция была неживая, и существовал риск не состыковаться.
-А ручная стыковка с каких у нас пор не риск?
Летчик-космонавт Владимир Джанибеков
-Ручная стыковка это не очень просто, но у меня уже был опыт такого причаливания, и на земле мы её отрабатывали подетально. Вот и всё, и весь риск.
-Да, ладно… Тогда скажите мне, а она, «Станция» эта – 20-и тонная космическая болванка, на самом деле, в непредсказуемом варианте, могла упасть с орбиты куда угодно?
-А вот это вот истина! Действительно, народ беспокоился даже когда «управляемо» падал «Салют-6»! Нетрудно вообразить удивление всего мирового сообщества такою невесёлою перспективой. Нас и так-то не очень сильно любили, а тут Европа начала переживать — особенно французы, которые уже делали общеевропейскую ракету «Ариан» по своим чертежам, и побольше других понимали тогда в космонавтике. Первый «биокосмонавт — кошка», это же их.
На «Салюте»
-Не убедили: я считаю, что риск был необычайно высок для Вас, не меньший, чем в первом полёте Леонова, когда он вышел из корабля в космос, а Вы говорите, что это был обыкновенный полёт?
-А знаете, рискованным был третий полёт, с французом, Жан-Лу Кретьеном, вот там была серьёзная ситуация на сближении.
-Не сориентироваться было, или что-то другое?
-Нет, срыв автоматического сближения уже недалеко от станции, и скорость большая была. Мы могли войти в «Салют», как болид в стенку. Наша трасса лежала — ровно в центр станции! И надо было в ситуации разобраться, чтобы увести корабль от столкновения, установить точку расхождения, вернуться…
-А как Вам удалось уровнять скорости, Вы ведь могли станцию на себя поймать?
-В том то и дело. Решение нужно было принимать быстро, за полторы минуты до столкновения! Страшно было брать на себя управление, когда станция не скоррелирована с кораблём.
«Салют-6». Картина Владимира Джанибекова
-Простите, что она с кораблём?
-Корреляция — статическая взаимосвязь двух или более случайных величин. Даже с Земли с интересом наблюдали, как мы пролетели мимо, между солнечными панелями, после этого все с облегчением выдохнули.
-Это уже из фильма о Валерии Чкалове, пролетающем под мостом?
-Но всё ведь обошлось. Не знаю, что нам позволило это сделать, навык или везение?
-Навык. Если Вы сомневаетесь, можете посмотреть в «википедии», там только не говорится, какой у космонавта Джанибекова был в это время пульс. Владимир Александрович, давно хотел спросить у знающего человека о проблеме космического мусора. Вам известны какие-нибудь идеи на этот счёт, или космонавтике пока не до него?
-В полёте через космическую свалку риск, конечно, есть. Мусор на орбите это большая опасность, только по счастливой случайности до сих пор как-то не закончившаяся трагедией. Круглосуточно народ думает, фантазирует, специалисты ломают головы, но пока реальных способов как его убирать придумать не смогли. Проблема всё ещё без решения. Китай, например, запускал ракету, дробившую спутники на мелкие части, но это полная глупость, лишь увеличившая вероятность столкновения с каким-то из его осколков. Есть идея посылать «мини-роботов», чтобы они спускали мусор на землю, но я, честно говоря, не уверен в её жизнеспособности. Вот, если бы весь этот хлам летал одним роем, можно бы было придумать «сеть», и, действительно, отловить эту неприятность сразу и всю.
Космический мусор
-Я думаю, это проблема уже всего человечества, а не «NASA» или «Роскосмоса»?
-Естественно: сто тысяч посторонних объектов, разбросанных по орбитам, достаточно сложно промониторить, а когда их число приблизится к полумиллиону, аварии на орбите станут неизбежны. Мне кажется, для своего решения проблема очистки околоземного пространства оставила нам всего лет десять. Если с этим протянем, столкнёмся с ситуацией, когда не только орбитальные пригороды Земли, но и ближний космос окажутся во власти консервных банок из отработанных ступеней, разгонных блоков, и выживших из ума спутников. Вся беда в том, что легче что-то космическое придумать, чем его потом утилизировать. Мусор — он, то приближается, то удаляется. Лазером его не возьмёшь, поскольку пока ещё не придумано, чем его накачивать там, где нет ничего. А самое главное — их питание требует такого количества энергии, что пришлось бы выводить в космос атомные электростанции. Нет, если Вы хотите знать моё видение, то это всё те же роботы, но специально заточенные на оптимизированную задачу не персонального уничтожения каких-то объектов, мешающих безопасности полётов, а их сортировке и сбору пока что в отдельные поля, которые гораздо легче отследить, чтобы с ними не сталкиваться. А уже потом, когда техника подрастёт, может быть, и придумается, как их блокировать, возможно, уничтожать без разлёта новых осколков, или собирать в контейнеры для какого-то будущего строительства на орбите. Собрать, по-хозяйски распорядиться, и теми же роботами, что хочешь потом изготовить из него, наверное, разумная мысль.
-Это очень интересно и неожиданно, но, мне кажется, только в качестве взгляда на проблему?
-А Вы, Игорь, не верите в прогресс? Собрать и рационально распорядиться раскиданными по всему ближнему космосу не только опасными, но ещё и достаточно полезными «артефактами» — я думаю, это будет под силу уже следующему поколению техники и людей. Ну а десять ли лет пройдёт, или двадцать, наше мастерство уходить от ненужных встреч тоже ведь не стоит на месте.
-Прошу прощения, я в «прогресс» верю, но это самое сложное в наших с «прогрессом» отношениях. Владимир Александрович, следующий мой вопрос не про технику, а о человеческих качествах космонавтов. Для ребят, которые сегодня в «Отряде», один из примеров Вы. А кто для Вас был примером мужества, чьё хладнокровие или умение позволило превратить неудачный полёт в удачный?
-Весь «Первый отряд» космонавтов для меня сплошной пример, там в каждом полёте что-то происходило. Это было время, когда шла большая испытательная работа, и это всё вместе несло какой-то духовный оттенок, но даже одним словом «подвиг» это не объяснить.
-А когда сами поселились в Звёздном, Вы ещё из «Первого отряда» кого-то застали?
-Что за вопрос, кроме тех, кого уже потеряли, самого Юрия Алексеевича и Владимира Михайловича, все остальные ещё служили — мы были в одном «Отряде». Нас, молодых, «живые легенды» приняли, в общем-то, серьёзно, и доброжелательно. Так что служить начинать пришлось среди неслабых ребят. Все они были нормальными людьми, естественно, каждый со своими особенностями, и нам пример брать было с кого. То, что они рассказывали, по кирпичику закладывало в нас в чувство долга, каким оно должно быть.
Легендарные космонавты
-Скажите, а… командовал отрядом Владимир Шаталов?
-Что Вы, Шаталов, конечно, уже два раза слетал, и готовился к третьему полёту на «Союзе», но командовать он будет попозже, так же, как и я, а тогда командиром у нас был Борис Валентинович Волынов.
-Это тот самый, что на «Союзе-5» едва не повторил судьбу Комарова?
-Да, это был его первый полёт, едва не ставший для него и последним. Отделался разбитой челюстью, но от полётов его на три года отстранили по медицине. Вот эти три года он и руководил космонавтами-слушателями, то бишь, нами, новобранцами, года, этак, начиная — с 70-го. И только после того, как под его руководством каждый из нас заканчивал «курс молодого космонавта», мы получали распределение по подразделениям, связанным с проектам, и продолжили службу в отряде уже каждый по своей теме.
Так что, пример у нас был каждодневный, постоянный, и, в общем-то, вполне достойный.
Борис Валентинович Волынов
-Вернуть бы то время, когда полёты равнялись подвигам… А сейчас в космос летают, как на работу — грустно немного. По-моему, пора опять поднимать престиж профессии космонавта, чтобы народ к вам пошёл. Вам такое в голову не приходит?
-Это всё есть, народ к нам приходит, только «здоровеньких» мало. Скоро будут в очках принимать в отряд, — а где взять других? Сидя у компьютера здоровым не вырастешь, — вырастешь никаким. Вот, Скотт Келли, американец, он даже на «МКС» был в очках, значит и NASA уже опустила планку для астронавтов — в том веке это ещё было немыслимо!
-Какой ужас — Вы это вполне серьёзно?
-А что, разве юмор и ирония это одно и то же?
-Действительно… Нет, ну а с другой стороны, посмотрите — Михаил Корниенко шёл двадцать лет к своей мечте полететь, осознанно, шаг за шагом, и уже три раза слетал.
-Значит, он был заточен на космос — правильное слово. Так иногда, я знаю, приходят в учителя, становятся врачами хорошими, если в человеке что-то заложено, то он непременно станет тем, кем он хочет. Но сегодняшняя реальность такова, что и тот, кто хочет, не всегда может. Надо себя делать, а вот это некоторая, даже и хорошая молодёжь, мне кажется, разучилась.
На МКС
-У меня к Вам предложение: давайте надеяться, что, всё-таки, не всё так мрачно — мусор на орбите, некоторое недоразвитие, и моральная неготовность целого поколения, полагающегося больше на гаджеты, чем на собственные силы, к общеполезной деятельности…
-Давайте тут остановимся: люди, полагающиеся на гаджеты, а не на трезвость ума и собственные силы обречены когда-нибудь отдать власть над планетой роботам. Земле ведь всё равно, кто это будет, это для неё ровным счётом ничего не значит, её движение вокруг солнца не изменят ни человек, ни машина, но это важно для нас — верить, что на самом деле не всё так мрачно, не будет никаких терминаторов. В начале прошлого века многие очень боялись механизации, того же бунта машин, но она, в конечном итоге, не запахала нас, не затянула в свои шестерни… В этом контексте я соглашусь и с Вами, и с кем угодно. А что ещё остаётся — да, будет каждому по вере его!
Принято, как говорится.
-Значит дальше мы в одной лодке. Владимир Александрович, ответьте мне, пожалуйста, на вопрос: женщина за штурвалом космического корабля — это хорошо, плохо, или Вам всё равно? Почему Мишин, вопреки завещанию Сергея Павловича Королёва, снова набрал женщин в отряд? Это было так необходимо для медицины, может быть, было указание ЦК, или реверанс Западу, начавшему запускать дам чуть ни через одного с мужчинами-астронавтами?
-Ну, начать с того, что про Терешкову каждый теперь считает, что знает — и что проспала, и что не поняла на какую штучку надо нажать, чтобы связь с ЦУП-ом, и всем было хорошо… Изначально, полёта женщины потребовала медицина. У женщин свои особенности, но что это даёт космонавтике, или, чем может ей грозить, необходимо было понять. Королёв без доктора догадался, что пускать в космический полёт даму без сопровождающего — равносильно убийству. Что же до Мишина, то Василий Павлович со мной такие темы не обсуждал, но, думаю, у него было одно мнение с Королёвым.
-И, всё-таки Светлана Евгеньевна полетела!
-Да, но уже только при Валентине Павловиче Глушко, который, наверное, был иных взглядов, и пригласил «советскую женщину» не просто снова в космос, а в открытый — он дал ей выйти из «Станции». Что ни говорите, а ещё до прихода к нам, у Светланы Евгеньевны уже было имя: дочь, в общем-то, не хилого вождя, маршала авиации. Но не это в ней главное — к нам пришла не «Белка-Стрелка», и если бы её в отряд не пустили, однажды прилетев на Станцию, мы бы с удивлением обнаружили, что она уже там! Света, в прямом смысле, «девчонок», Сара Коннор без автомата, — она была просто помешана на скорости и высоте, её заслугам в спортивной авиации и парашютных прыжках не было в то время равных ни здесь, ни в мире. «Заслуженный мастер спорта», мировой рекордсмен, наконец, лётчик-испытатель. Одного этого набора хватило бы, чтобы перед ней открылись все двери, в том числе и в наш «Отряд». Начнём с того, что, когда она стала чемпионкой мира по пилотажу в Англии, папа с ней же не сидел в кабине, а она тогда стала рекордсменом на «сверхзвуке». У Светланы семь мировых рекордов сверхзвуковых, — папа как раз был против категорически! Однако, это только подогревало её упрямство. Папа не пускает, а она в окно, и на аэродром. Тут остаётся только руками развести, и проникнуться уважением. Светлана Евгениевна оказалась «наш человек».
Светлана Савицкая
-Наверное, это так. И, всё-таки, я думаю, Сергей Павлович всё равно остался бы верен своему принципу.
-А Вы посмотрите на это вот с какой стороны: в космосе есть целый ряд работ, требующих, я бы сказал, такой затяжной аккуратности, которую я бы не стал искать у мужчин, у них её искать негде. Для нас это, что ни говори, несвойственный, нудный труд, а женщины с ним справляются с лёгкостью. Это, в первую очередь, эксперименты в области биологии, генетики, и так далее. К тому же на станциях каждый день, например, надо распутывать провода, в которых можно запутаться, как в сетях. Лучше женских рук эту работу никакие другие не сделают. А борьба с космической пылью, прекрасной почвой для микробов — иногда только прилёт на Станцию женщины, устраивающей периодические генеральные уборки, снижает её количество до минимума, хотя это и не решает проблемы в целом.
Есть ещё социальная черта вопроса: женщина просто заточена проводить на борту неизнурительную воспитательную работу. Попадая на «Станцию», она сразу берёт шефство над экипажем, не позволяя доблестным космонавтам, вплоть до командира, слишком уж расслабляться, и потому в любой сеанс связи мы уже не ловим носки или карандаши, чувствуется, что на борту порядок.
Как Вы понимаете, я немного юморю, но если обобщить сказанное, то женщина-космонавт прекрасно справляется со всем спектром задач на «Станции», за исключением выходов в открытый космос, как правило, связанных с тяжёлыми такелажными работами, ну и, если уже быть честным до конца, иногда впадает в панику.
-То есть, поступает честно, пусть и чисто по-своему в ситуациях нестандартных?
-Мне кажется, это её право. Некоторые, летавшие с женщинами на «Шаттлах», сетовали, что навязанное соседство их отвлекает, хотя я не видел «астронавтш», извините, в мини-юбках.
-Думаю, что и этому причина скорее в том, что на орбите их некогда поправлять, руки космонавта постоянно в работе, и одежда «унисекс» намного удобнее?
-Чепуха всё это. Если программа полёта составлена грамотно, все астронавты её выполнят, не зависимо от собственного пола, или наличия противоположного рядом. У каждого хватает своих «заморочек» — кто занимается научной программой, кто заполняет дневники, кто ведёт непрерывные наблюдения — каждый при деле, и вместе они собираются только за столом.
Но, всё-таки, я, «старый космический волк», готов Вас заверить, что для женщины каждый полёт — ещё и спектакль, к которому она долго готовится, и для неё очень важно не просто отыграть его до конца, но и постараться это сделать, как истинная звезда. Я думаю, Вы понимаете, о чём я, а для нас полёт, как Вы сами выразились — «работа».
-Спасибо. Исчерпывающе. Владимир Александрович, Вы были задействованы в программе «Буран»?
-По «Бурану» я, в принципе, работал.
-Готовились к полёту на нём, теперь об этом, я думаю, уже можно поговорить…
-Хорошо бы… Но я не рассчитывал занять его командирское кресло — у руководства были другие планы.
«Буран»
-Это ещё секрет?
-Теперь уже нет. Хотите, чтобы я рассказал?
-Настаивать не могу, но очень прошу…
-Вы меня в такие воспоминания кидаете, что сердцу в самый раз разыграться. С чего начать? Буран планировался многоразовым и пилотируемым — это точно. А командиром группы пилотов нового корабля назначили Игоря Волка. Группу он набрал — восемь человек, все отборные асы! Но тут начинается самое странное: из восьми пилотов четверо загадочным образом погибают. Вчетвером не поднять «Буран» на орбиту, поэтому нужны новые пилоты. Причины гибели предыдущих вполне объективны, но занять их места в команде, которую уже назвали «волчьей стаей», никто не спешит…Игорю с трудом удалось найти всем замену, но загадочные смерти не прекратились.
Военные хотят запустить «Буран» как можно быстрее. Поэтому было решено приступить к следующей фазе испытаний. Прорепетировать посадку «Бурана» после настоящего космического полета. Руководство программы принимает беспрецедентное решение: отправить в космос членов «Волчьей стаи» на «обычных» кораблях «Союз». А после посадки провести эксперимент: посадить их в самолет за ручки управления, как в «Буране» , и заставить летать. С этого момента начинается мой непосредственный контакт с программой, я ещё не в ней, но уже с теми, кто за неё действительно отвечает.
Игорь Волк
В июле 1984 года Игорь Волк стартовал на «Союзе Т-12» вместе со мной, командиром экипажа, и бортинженером Светланой Савицкой. Через 12 суток полета мы возвращаемся на землю, где меня и Савицкую спасатели бережно на руках выносят из корабля — так положено по инструкции. После полета трудно не то, что ходить, а просто стоять на ногах. Волку же никто не помогает. Он выбирается из люка сам. Шатающейся походкой подходит к вертолету Ми-8, и управляет им. Затем, почти без задержки пересаживается на Ту-154, кабина которого переделана под кабину «Бурана». На «тушке» через всю страну Волк летит в Ахтубинск. Его пересаживают в сверхзвуковой истребитель МиГ-25. На МиГе он возвращается на Байконур. Медики разводят руками, но факт есть факт: в экстренном случае подготовленный пилот сможет выполнить посадку «Бурана», даже если откажет автоматика. После 12 суток без рук и ног на орбите, оказывается, космонавт ещё может не только ходить…
Посадка «Бурана»
-Признайтесь, это было здорово неприятно, когда программу прикрыли, всё-таки, она интересный шаг в космос? Американцы его осуществили, а у нас это было внезапно прекращено, несмотря на блестящее, я бы сказал, многообещающее начало?
-БЫЛ ШОК У НАС! Это не просто так…
-Простите, шок у космонавтов?
-А что уж тут странного, — у всех: у нас, у конструкторов, у тех, кто этот проект делал. Сами понимаете — «Перестройка»… Программой расплатились за поражение в «холодной войне», и за сближение, со сразу появившимися, как теперь говорят, «партнёрами».
-По аналогии, Алексей Архипович в редком своём интервью не сетует на закрытие Лунной программы СССР. Для него это была серьёзная неприятность, которую он очень трудно переживал.
-Согласен, чувства были похожие, что «Лунный проект», что наш — это были просто изюминки космонавтики! Тем более, что «Буран», к в отличие от Лунной ракеты «Н-1», был готов «под ключ», и совершил бесподобный испытательный полёт. Как Вы помните, с самого начала запуск «Бурана» планировался как беспилотный — полностью автоматический. Обустройство автоматического полёта во много раз сложнее, чем полёт в ручном режиме. К слову, ни одного полёта «Шаттла» в автоматическом режиме НЕ БЫЛО!
«Буран»
-Если Вы не против, я хотел бы обсудить управление «Бураном», его автоматику, как отдельную тему. Особенно посадку нашего «космолёта» при отсутствии погодных условий.
-Кидает в пот, когда я вспоминаю этот момент. Утро старта «Бурана» было солнечным, сухим, и ясным. Стоял небольшой морозец, но погода начала портилась на глазах. Поступило штормовое предупреждение, однако, главные конструктора, посовещавшись, всё-таки дали добро на старт. Совершив запланированные два витка, корабль получил команду на спуск, при таких погодных условиях, при которых переносится всё на свете: сильнейшем боковом ветре, в порывах достигавшем двадцати метров в секунду — разрешено пятнадцать, если по расчёту! Но все ахнули, когда при посадке, его отклонение от оси посадочной полосы всего на пол метра подтвердило правильность находок наших конструкторов и учёных. Машина села изумительно — на две точки — чётко на заднее шасси, и только потом выпустила стабилизирующее переднее, а это уже МОЗГИ!
Потому что, автомат — автоматом, но лётчики-испытатели тоже его учили летать.
-Загадками говорите. А как это было связано с электроникой, как разобрались со всеми сопутствующими в атмосферных полётах турбуленциями-кавитациями?
-Во мне до сих пор жива гордость за ту машину, а дело было так: после упомянутой уже посадки на «Союзе Т-12» медики не дали мне долго прохлаждаться. Не говорили, что именно, но мне сообщили, что центр подготовки уже имеет для меня отдельное задание. Честно говоря, я не очень удивился, получив его: меня влили в группу, занимающуюся математическим обеспечением полёта и посадки нового корабля в режиме автоматики, то есть, фактически, беспилотном.
Лётчики-испытатели учили «Буран» всему, что сами умели, летая на обычных машинах, в том числе и заходу на второй круг. Я сам работал на стенде по ручному режиму стыковки, — «он» меня узнавал по связи, мы с ним общались: «он» меня понимал — я его понимал. Вообще, не касаясь руками никаких кнопок, я давал указания, которые «он» сразу выполнял.
Лётчик-космонавт И.П. Волк в кабине «Бурана»
-Это что-то по тем временам действительно было новенькое. Голосом или биотоками?
-Голосом.
-Неожиданно…
-Сначала здоровались, я с ним – «он» со мной. Представляюсь: такой-то. Потом беру управление, и начинаю работать – «он» отслеживает. Если я начинаю мудрить, намеренно совершаю грубые ошибки…
-Корректирует?
-«Он» не даст — «Буран» меня поправляет. Дальше, следующая тренировка: ты приходишь, за ручки взялся — по этому движению, по моему касанию «он» меня уже узнаёт.
-Интересно…
-У каждого человека своя биометрия, свои мнемоника и моторика — вот он их и улавливает, он меня узнаёт просто по движению.
«Буран»
-Интересно рассказываете.
-Более того, ему можно надиктовать задачу куда лететь, как, и что делать там.
-А послать за газетой?
-Справился бы.
-Ну, хорошо, поулыбались, а если конкретно, что это были за задачи?
-Как специалист по ручной стыковке, я его учил именно этому – «стыковке» со «Станцией». Называешь, или читаешь ему параметры орбиты, куда лететь. «Он» подумает, и предложит свой вариант программы полёта, чтобы через двенадцать часов быть там.
-Насколько же мощный у него был бортовой компьютер?
-Суперкомпьютер!
«Буран»
-Слушайте, то, что Вы рассказываете — это какая-то другая реальность. «Сверхпроводимость» и «интернет» отдыхают — такое загубить, такой навык утратить!
-Если отбросить эмоции, всё-таки, наработки по «Бурану» впоследствии были использованы отраслью весьма широко, например, та же эпопея «спуска с орбиты». Но вернёмся к ней. Группа испытателей отрабатывала поэтапный спуск «Бурана» с орбиты. В неё вошли оба экипажа планировавшегося пилотируемого полёта космоплана: основного — Игорь Волк и Римантас Станкявичус, и дублирующего — Анатолий Левченко и Александр Щукин. Ребята обучали корабль спуску с орбиты и посадке его в плотных слоях, разбив траекторию на резко отличающиеся один от другого этапы, за который каждый отвечал персонально. Достаточно сравнить скорость корабля при посадке около 300 километров в час, и ту же при входе в плотные слои, но уже равняющуюся тридцати скоростям звука, что арифметически, в сто раз больше. Мне же, как специалисту по ручной стыковке, и вообще, по сложным стыковкам, было приказано научить «Буран» работе с нештатными ситуациями, основываясь на мой опыт. Для отработки режима всего заключительного этапа данные сшивались — режим дальнего спуска, связанный с погашением скорости при входе в атмосферу, режим, непосредственно, спуска. Группа имела приказ отработать спуск пооперационно, и эту задачу лётчики-испытатели, в принципе, решили. Но были всевозможные «взбрыкивания» где-то на подходе к Земле, на пятидесяти метрах и ниже — мы брали управление на себя, и он запоминал, как себя вести. Его учили по-настоящему. Весь мир стал свидетелем, что посадка «Бурана», 100-тонной громадины, была произведена в погодных условиях, при которых командир какого-нибудь лайнера ушёл бы на запасной аэродром, но наша автоматика приняла другое решение. Это очень сложная штука — столько там всего для этого правильно сработало!
Что же о подробностях, ощущения были — словами не выразить.
«Буран»
-Да, это по-Гагарински, по-Королёвски. Здорово — не то слово… Но, что же вы «Фобос-Грунт»-то не научили ничему — так подвёл! Не успел взлететь, и уже с ним связь потеряли, как и когда-то «Марс-96», еле разогнавшийся до «первой космической» — оба жёстко посадили в Тихом Океане — упокоили… Как за двадцать лет можно было растерять всю ту электронику, начинку компьютерную, программное обеспечение. Если темп сохранится, ещё через двадцать лет, нам и от земли будет не оторваться?
-Электронику — да? А остального не помните, как «Всё» естественным путём превращали в «Ничто»… Естественно — нам надо всё было закрывать и разрушать. Главные капитаны дали приказ: «Буран» — уничтожить, «Энергию» — уничтожить, Космодромы – уничтожить…
-«Мир» — затопить!
-Оставьте — всю отрасль космическую посадить на сухой паёк! «Марс-96» погиб, Вы не поверите, из-за постоянных перебоев с электроэнергией на Байконуре. В таких условиях монтажно-испытательный цех не смог обеспечить 100-процентную проверку систем изделия. А «Фобос» погубила жадность. Вы помните, чья электроника на нём стояла? Китайская прошивка — почти «Б/У», я бы сказал так.
Ещё одна загадка космонавтики: как видите, почему-то с Марсом, и с его спутниками нам не везёт фатально.
-Как, всё-таки, глубоко мы тогда просели. Пока об этом открытым текстом не говорят, но когда-то всё всплывёт, все звенья некрасивой цепочки встанут на свои места! Скажите, Владимир Александрович, как профессионал: сейчас, наконец, за «Космос» основательно взялись, по-настоящему? У нас почти достроен новый космодром на Дальнем Востоке, хорошие результаты на испытаниях показала ракета «Ангара», тот же «Фобос-Грунт», но уже под номером два, Лунные проекты. Кажется, на всё деньги есть?
-Да, хватит за него уже браться основательно. Нам надо подтянуть хотя бы то, что у нас уже есть, этого вполне достаточно на какие-то ближайшие годы. И хорошо бы, в принципе, разобраться, — а чего мы хотим в космосе?
-А мне казалось, в принципе, приоритеты уже поставлены: во-первых, продолжать орбитальные проекты, поскольку они единственно окупаемы, и в этом свете готовить новую «Станцию», не международную — для себя?
-Я Вас перебью: с одной стороны, какой нам смысл новую «Станцию» делать, о которой все говорят, если эта «МКС» ещё живёт? – «Мир» затопили, когда он ещё лет семь мог работать! Своя отдельная станция в 20-м году, может быть, и логична, как вариант, но если посчитать деньги, то, может быть, не такой уж он и привлекательный, хотя у него и есть плюсы, тут нужно подумать. Действительно, нынешняя «МКС» — это пройденный этап возможностей — на «Салютах» мы летали на этом наклонении – 51!
Ну, а что такое наклонение в 51 градус? Это мы севернее и южнее 51-й параллели Земли уже не летаем. А теперь посмотрите на Глобус — что такое для России 51-я параллель? Ниже Воронежа мы не летаем, выше Кирова не поднимаемся. — Англию, и то не всю мы видим, — так?
МКС
-А то, что лежит за Полярным кругом для нас вообще закрыто?
-От Воронежа — до Москвы, порядка 600 километров, наблюдаем, а по России, в целом, в поле зрения «МКС» не более 5-ти процентов её территории. Это всё, что мы видим от своей родной земли, всё остальное в ведомстве «ЦРУ», вот Вам и «Международная Станция». Ещё в девяностые, как только первый центральный модуль «Заря», а по существу, основа «МИР-2» был выведен ракетой «Протон», он стал первым кирпичиком будущей «МКС».
Но ещё до «МКС» нам интересна была программа «МИР-2», рассчитанная на устраивавшее нас более высокое наклонение — это приполярная орбита, во всяком случае, мы бы уже смотрели по широте Питера, а это половина нашей промышленности, лесов, и сельхозугодий.
-Понятно, что и спектр задач на таких орбитах для наших экипажей был бы уже гораздо шире?
-Прямая логика говорит, что так бы и было, сейчас ведь нас больше интересуют наши ресурсы.
Хочу добавить, что параллельно с работой над проектом «МИР-2», была разработана программа «Глобальный экологический патруль», и сформирована группа специалистов в Центре подготовки космонавтов -космонавтов учили новой специальности инженеров-экологов.
-Чтобы они озоновый слой отслеживали очень тщательно?
-Да, это было модное направление. И была надежда, что это будет интересно для мирового сообщества, потому что, мы, например, и над Канадой тоже летаем, а у них проблемы есть, как известно. Скандинавские страны, тоже взволнованы, в общем-то, своей экологией, и они бы тоже привносили свою лепту в портфель заказов. Красивая, возможная международная программа, и Академия Наук её очень хорошо, мощно поддержала, однако, мы, практически не имея денег, так поспешили влиться в мировое космическое сообщество, что всё быстро поменялось. «Глобальный патруль» свернули, а параметры орбиты нового «Космического Дома» быстренько переориентировали на более выгодные нашим партнёрам. Что оставалось поделать, кто платит, тот и музыку заказывает — космические проекты затратные.
-Спасибо, а Вы не расскажете ещё об одном интересном проекте? Вы пришли в отряд космонавтов в 70-м. В 74-м были включены в программу «Союз-Апполлон», непосредственное участие в которой смогли принять только Алексей Леонов и Валерий Кубасов. Если я не ошибаюсь, Вы были дублёром Алексея Архиповича в том международном полёте 75-го года. А сколько предполагалось полётов по той программе, в одном из которых пост командира корабля, вероятно, должны были занять Вы, если бы программа не была свёрнута?
-Программа «Союз-Аполлон» не была свёрнута. Она была и рассчитана на один полёт.
«Союз-Аполлон»
-То есть, как есть: испытали «стыковочно-переходный» модуль, и всё?
-Ну, естественно. Это была проба варианта спасательных операций — что это такое вообще? С другой стороны, желание как-то укреплять сотрудничество в космосе, потому что, тогда мы работали на равных, в принципе…
-75-й год, «разрядка» и всё такое. Политики договорились о сокращении ядерных арсеналов, и как следствие, снижения «порога холода» в «холодной войне»?
-Космонавтика не могла этого не почувствовать, потому что, она была впрямую завязана на оборону. Программа была красивая, яркая, вызвала большой резонанс, но она не могла быть продолжена, поскольку, наши «партнёры» переключились с «Сатурнов» на «Шаттлы». А мы, априори, поставили в приоритеты «Салюты» и «Энергию-Буран».
-Благодарю, а такой вопрос: Владимир Александрович, в последнее время словосочетание «Марсианская гонка», почти ушло из лексикона политиков, но ещё осталось в лексиконе любителей космонавтики, и людей, занимающихся космическими полётами. Человечеству уже давно нужна глобальная цель, ради которой стоило бы объединить научный и финансовый потенциалы ведущих игроков космонавтики. Ведь и «МКС» была построена и выведена на орбиту, как один из первых шагов марсианской миссии человечества, а недавний, продлившийся около года полёт Корниенко-Келли прямо называют разминкой перед прыжком. Скажите, пожалуйста, у нас на Марс по-серьёзному что-то планируется, или это на всякий случай?
Владимир Джанибеков
-Ну, я бы не придавал этой шумихе такое значение. Дел на орбите и кроме подготовки к Марсу хватает. То, что происходит на «МКС» в последнее время я бы назвал прощупыванием наших возможностей и ресурсов, созданием представления — а что такое человек в длительном полёте? Вот Валера Поляков отработал на «МИР-е» полтора года, но это только до Марса, а назад ещё столько же! Вопросов для того, чтобы решиться на такой полёт много, и по безопасности, и по надёжности.
-Во-первых, не создана ещё и техника для такого полёта, а мы уже вовсю занимаемся его биологией?
-Кто знает… Всё-таки, кто рано встаёт — тому Бог даёт. Если завтра, предположим появится эта техника, а биология появится только послезавтра, то это тоже не вариант будет. В плане подготовки к длительному полёту нам ещё копать и копать. Попробуйте, для начала, что-нибудь в невесомости, при дефиците земли и питательных веществ, вырастить — особенно в условиях Марса, где солнечного света падающего на Вас гораздо меньше, чем на Земле. Получить хоть какой-нибудь «цветочек-черточек»? — Сколько мы бились, чтобы снять на «Салюте» хоть какой-нибудь урожайчик!..
Марс
-А что-нибудь сняли на самом деле?
-Какие-то отдельные успехи были ещё на «Салютах», например, олений мох «ягель» сумели вырастить. А вообще, невесомость ведёт к мутации, которая на Марсе, с практически отсутствующей атмосферой, и при дефиците магнитного поля, будет ещё больше.
-Простите, а с этим на орбите уже столкнулись, или это только предположение?
-Конечно, радиация на наших станциях, летающих ниже радиационных поясов, не сравнима с её поражающим действием в межпланетном полёте или на Марсе. Например, летавшие на Луну «Аполлоны» были пронизаны радиационными лучами, поэтому американские Лунные экспедиции были короткими, каждая из них не больше трёх дней сидела на Луне. А Вы представляете ту толщину стен, которая должна защищать космонавтов во время полёта к Марсу и его посещения? Я лично только слышал о том, что разрабатываются какие-то материалы, или системы искусственных магнитных полей для «марсонавтов». Но мы отвлеклись, Вы спрашивали о мутации на орбите? Вот Вам пример: ещё на «Салюте» удалось, наконец, вырастить нечто кардинального цвета, яркое, явно — мутант, почему и прозвали его «цветочек-черточек». Другой случай: на орбиту были завезены семена яблок-то ли с Украины, а высажены после пребывания с нами на «Салюте» в Орловщине, на Ливенской, по-моему, агростанции, — не суть. Из них выращено было, причём, ускоренно, сто новых сортов яблок — они все поменяли свои свойства!
-Кусаться начали?
-От удивления ботаники начали кусать локти, когда пригляделись — такое выросло! Космический сад «Будь здоров», в полном смысле слова. Ну, что выросло — то выросло…
-Владимир Александрович, а это постаралась радиация или невесомость?
-И то, и то. Условия космического полёта — всё вместе. Я был в этом «Волшебном яблоневом саду», посмотрел, подивился: одна яблоня, как пирамидальный тополь, к ней пожарную лестницу надо ставить, чтоб собрать верхний урожай. Другая, наоборот, голый ствол, и метра в полтора ростом — яблоки её все внизу, чуть ли не на земле. Все деревья разного уровня, цвета, и даже отличаются формой листьев. Сорт «Гагарин» вообще полуторакилограммовые фрукты! На солнце посмотришь — семечки играют, и так сорт сочный, сладкий, но не товарный. Яблочко, представляете — такое на Ньютона упадёт — два Ньютона сразу будут, левый и правый, и обоим приснится «Общая теория относительности»! Общее ощущение после такой экскурсии — как после «кунсткамеры», — потрясающее. Теперь вот внукам рассказываю, а они мне говорят — сказки, дед! А вот то, что не сказки, я продолжу «космоботанику: на свой страх и риск, в один из полётов я прихватил с собой два сорта хлопчатника из института хлопководства — я же из Узбекистана.
-Слышали-читали, кстати, ваши оттуда многие… — Простите, семена — да?
-Первый урожай у нас, как я и ожидал, погиб, а второй я посадил за неделю до спуска, в укладочки по десять — десять одного сорта, десять другого. Особенно не рассчитывал на положительный результат, а они взяли, да проклюнулись, и когда мы сели, у меня сразу же их забрали прямо в Ташкент. Серьёзно, нас ещё не успели вытащить, а я уже протянул руку с образцами для передачи.
-И какова дальнейшая их судьба, Вам это известно?
-Я даже похвастаю: из двадцати образцов выжили девятнадцать, при этом один из них дал длину волокна в два раза выше, чем у знаменитого египетского. У того, если я не ошибаюсь, длинна волоконца — 45 миллиметров, а у нас получилось — 78!
-Скажите, а после Вас этот эксперимент никто не продолжил?
-С хлопком?
-С хлопком, поскольку, это он такой результат интересный дал?
-Интересно то, что этот сорт оказался устойчивым, от него пошла плантация, он оказался стойким к суровым почвам, особенно в Каракалпакии, где много солончаков. Я слышал, что он нашёл своё применение и в наших краях, в Астраханской Области, в Волгоградской Области. В Крыму можно его попробовать.
-В Крыму воды маловато, а он её, наверное, любит. Для Крыма лучше выводить что-нибудь позасухоустойчивей, — как считаете?
-Тут не в воде дело, а в солнце, — ему нужно очень много солнца.
-Хорошо, а на борту, когда Вы занимались проращиванием этих самых семян, как Вы для них солнце организовывали?
-Да, бегал с этими семенами, как с «писаной торбой», где солнце появится, туда их и тащу. Я уже запутался — у нас тема какая?
-По-моему, была… Марс?
-Значит, мы опять отвлеклись — начали говорить за Марс, а пришли к хлопку? В недавно нашумевшем фильме «Марсианин», где герой свободно ходит по планете, у него две проблемы: еда и топливо. На самом деле, их должно было бы быть гораздо больше, и, в первую очередь, сам человек, как это ни странно. Наши знакомые по орбите, Корниенко и Келли, по замыслу «Роскосмоса» и «Хьюстона», должны были, по окончании полёта, сразу после приземления, сделать хотя бы по два самостоятельных шага — этого не случилось… Несмотря на интенсивные тренировки на «МКС» в предпосадочный период, они не смогли подняться из кресел. Длившееся около года пребывание в невесомости привело к мощной атрофии мышц у обоих. Теперь им предстоит длительное восстановление. Вы понимаете, я к чему? — Ну и как тут полетишь! Даже если с помощью роботов заранее приготовить марсианскую базу, и как-то решить проблему с грузовиками, которые, как авианосец должны сопровождать корабль весь полёт, чтобы пополнять расходные материалы, период после посадки на Марс, вместо начала работы на нём, станет для человека длительно-восстановительным. Люди будут лежать недели, пока их тело, благодаря гравитации и тренировкам, не вернёт себе работоспособность. Видите: потом они там месяц поработают — и домой, но это опять через невесомость и радиацию. Очевидно, по возвращении из такой экспедиции, всему экипажу надо будет присваивать инвалидность. Это, ни в коем случае, не официальная точка зрения, а лично моё мнение. Некоторые «герои», как я слышал, рвутся полететь туда хоть сегодня, с билетом в один конец, а я, участник пяти космических экспедиций, не полетел бы — мозги ещё работают! Так что, давайте на этом этапе лучше говорить о Луне, как о более перспективном объекте исследования и освоения человеком.
Кадр из фильма «Марсианин»
-Рассказали Вы здорово, особенно про яблоки. Если в продаже появится сорт «Гагарин», надо к ним присмотреться. Но давайте обобщим тему: в двух словах — Ваше резюме о проекте «Марс»?
-В двух — это «ни о чём». Я скажу так: Космос — двери открыты, но вряд ли мы готовы в него войти. Пока ещё мы держимся за Землю, как за мамину руку. Когда мы много чему сами научимся, а это займёт не пару десятков лет, вот тогда нам и можно будет отправляться куда угодно, а пока для нас и первые два шага область фантастики.
-Спасибо… Убили.
-Да, нет, что Вы, это, как в игре в «Морской Бой»: попал, но не убил. Если убрать всю романтику, нам в «Первом Отряде» пришлось многому научиться, а тем, кто сейчас стоит в очередь в космонавты, придётся получить ещё больше знаний, и иметь достойную анатомию — на уровне Мастеров cпорта, возможно, с применением нано технологий. Собственно, — у меня всё?
Космонавты: Джанибеков, Савицкая, Волк.
-Ну, что Вы так рано я Вас не отпущу — можно ещё вопросы? У меня к Вам есть вот такой: может быть, глупо задавать его космонавту, однако, он существует. — Как Вы думаете, возможно, стоит отдать работу на орбите, и полёты в межпланетном пространстве станциям-автоматам, поскольку, как Вы сами заметили, длительные экспедиции в невесомости, продолжают влиять на человека на Земле, возможно, в течение всей жизни. Насколько Вы с этим согласны? Или всё же техника неспособна заменить человеческое присутствие?
-Вы, вероятно, имеете в виду автоматические «межпланетники»? Я с ними не работал, но могу рассказать о разнице между «ИСЗ» (искусственные спутники Земли) и космонавтами. Может ли аппарат с успехом заменить человека? Начнём хотя бы с того — что считать успехом? — Победу в компьютерной игре, напоминающей поле какой-то деятельности, пусть даже с несколькими участниками, где права игры передаются друг другу, или исследование живой клетки в космосе? Как Вы себе представляете, если бы ракета с клеткой полетела без человека?
-Никак — хотите сказать, дистанционно — это уже не исследование?
-А как? Я вообще-то не представляю, как это можно?
-Вы правы, нужно присутствие.
-Только более простые задачи могут решить автоматы. Видеосъёмкой во всех спектрах, производством химического анализа должен руководить человек. Дальше: если говорить о том же самом «Экологическом патруле», обученный специалист с орбиты придумает, как заглянуть за облака, и как прочесть непосредственно планету, а не её карту, в то время, как робот, пролетая над теми же районами, просто снимает и передаёт в центр данные того, что он видит. Если говорить о «разрешении», то, если он захватывает целым полем, тогда там «разрешение» никакое: ну, километр, может быть, два… Облака он сможет увидеть, структуру облаков… Но, то, что на Земле — сложновато. А Если у него, наоборот, поле зрения узкое — высокое «разрешение», то, простите, сколько он должен сделать витков, чтобы выйти на обнаруженную точку?
-Что — очень много?
-Иногда это весь полёт! А человек, который обучен, обозревает всё пространство, мгновенно может отреагировать, если увидит что-нибудь необычное, захватить эту точку, направить на неё фиксирующие «стволы» — и «премия в квартал» не накрылась! Остаётся сообщить данные в заинтересованные агентства на Глобусе, кому что интересно, и самому выйти на «совещание»…
Открытый космос
Сейчас это всё доступно, а главное, может быть технически обеспеченно — хоть завтра начать. Пожары, наводнения, состояние ледников в горах — причин для катастроф на Земле, к сожалению, хватает, но можно подготовиться к ним, если вовремя увидеть, где они зарождаются.
-За Землёй надо хорошо смотреть — это точно!
-И за Океаном. По Океану мы не очень много работаем, к сожалению, почему-то, хотя современный инвентарь позволяет нам очень глубоко погружаться в его течения, как и в течения рек. Видеть все изгибы, все эти меандры, образования… Так как они носят сезонный характер, к примеру, Гольфстрим и Эль — Ниньо, у нас имеются их отмонеторенные карты — всё это видно, кстати, даже невооружённым глазом. Цвет в Океане тоже, в общем-то, имеет большую информационную насыщенность, уже только просто цвет…
-Сверху всё действительно хорошо видно, а что Вы можете сказать о глобальном изменении климата? У нас на Земле опять — не то похолодание, не то потепление? Ходили разговоры, что Гольфстрим несколько поменял направление, и изменения в переносе такого огромного количества тепла сделало климат непредсказуемым. Вот посмотрите: на дворе был конец апреля, а погода конца марта стояла!
-Завтра будет! Мы посмеёмся…
-Можем уже начинать: Министр Обороны отдал приказ бомбить не вскрывшиеся ото льда реки. Фугасами! — а что делать рыбе?
-Не переживайте, Игорь, к «9 мая» все реки вскроются. А если у «ВКС» руки чешутся, пускай пробомбит Сухону, текущую через Великий Устюг — вотчину «руководителя холода», Дедушки Мороза. Возможно, он примет к сведению?- я, конечно, шучу…
-Вы не шутите, Вы уходите от ответа.
-А я разве Вам не сказал? Извините: глобального изменения климата никак нет, и хотя его действительно расшатало, пока он ещё не скачущая кардиограмма. И при Пушкине снег порой выпадал только в январе, а я думаю, что и при Иване Грозном так было. Вспомните голландские миниатюры: по замерзшим каналам уже разъезжают на коньках, а ведь это ещё осень… А насчёт Гольфстрима скажу так: жизнь на Земле во многом зависит от Солнца и от Океана — Гольфстрим его составляющая. Но только недавно люди задумались, что океанские течения являются фактическими перераспределителями энергии Солнца. Они её доставляют почти от экватора во все уголки планеты. Но Гольфстрим откуда-то начинается, правильно?
Земля. Вид из космоса
-Правильно, это от Флориды, если не ошибаюсь, и до Баренцева моря, — да?
-А по-моему, «он» целая цепочка событий, и начинается она от взаимодействия воды с разной солёностью. Это целая химия, в которой Солнце скорее катализатор. Если эту систему выстроить, то можно организовать за ней наблюдение, которое, собственно, уже давно и постоянно ведётся, но не космическими средствами — оно прерогатива океанологов. Все слышали байку, что из-за разливов нефти в Мексиканском заливе, течение «спятило», однако, эти слухи оказались сильно преувеличенными — мир может спать спокойно. Ну, подумайте, в планетарном масштабе три капли пролитой нефти способны ли повернуть гигантскую «батарею», через которую в каждую секунду протекает 50 миллионов кубических метров теплоносителя — ведь это больше стока всех рек Земли! Климат планеты не такая хрупкая вещь, которую возможно испортить за каких-то полсотни лет, если, конечно, это не упавший на неё астероид. Я, кстати, не замечал, чтобы в Москву грачи прилетали вне своего графика. Пока ещё мы их встречаем по Саврасову, в марте. А кому захочется поговорить за «Озоновую Дыру», советую это сделать с Георгием Гречко, который плотно ею занимался и хорошо знает предмет.
-Спасибо. Вот поговоришь со знающим человеком, и как-то спокойней на душе. Владимир Александрович, как же так: мы летаем-летаем, а получается опять, что «ушами хлопаем», извините за выражение. Летаем на королёвской «семёрке», а у «американских партнёров» незаметно подоспел «SpaceX-Dragon», разгоняемый тяжёлым носителем «Falcon Heavy», который уже доставил на «МКС» 6 тонн груза, и в режиме многоразового использования в июне должен будет полететь с астронавтом и тремя тоннами груза на борту. Это уже не конкуренция «Ангаре» и «Союзу», а что-то, вероятно, другое?
-Я бы не стал преувеличивать наши трудности, поскольку уникальность возможностей «Драгона» — это, скорее, «про татар мемуар». С доставкой астронавта на «МКС» я бы тоже на их месте не торопился. Корабль довольно сырой, толком не испытанный, так же, как и носитель, который семь или восемь раз со стартового стола просто уходил в «отвал». Понимаю, и то, что хочется, и что «одного» им явно не жаль. На «Шаттлах», кстати, систему аварийного спасения астронавтов (САС) так и не установили — что привело к потере двух кораблей с экипажами, экипаж «Челенджера» уж она бы могла спасти! Кстати, а на «Союзах» и «Буранах» такая система была и есть, и очень хорошо себя показала — она дважды спасала нам экипажи «Союзов», попадавших на стартах в нештатные ситуации. А ещё нам что-то говорят про русский «Авось»? На «Драгоне», как я слышал, собираются устанавливать что-то такое, но даже, если его и поставят, это ещё отработать надо. Так что, для меня «Драгон» с астронавтом в июне это ещё диссонансней, чем Леонов-Банкир.
«Драгон»
«Союз» и «семёрка» — техника, отработанная до мелочей, и, безусловно, самая надёжная на сегодня в мире. А новую нашу «Ангару» можно грузить, как «верблюда» — в пределе, аж до 35 тонн, если повесить на неё все семь модулей. Никакой «Falcon» такого во сне не видел, вот и судите — отстаём мы от «партнёров» или всё же пока они? По-моему «Falcon» пока ещё больше «наработка», чем настоящая ракета, какими до него были «Сатурны» и «Шаттлы», при всём моём уважении к «NASA». Несмотря на прежние убеждающие возможности, по большому счёту нынешняя астронавтика США сидит на Земле. Мы и сейчас уже делаем, если Вам так хочется «нас» с кем-то сравнивать, принципиально новый корабль с рабочим названием «Федерация», который возьмёт всё лучшее от «Союза» и «Бурана», но будет с совершенной цифровой электроникой, с новой эргономикой, и тоже, в принципе, на шесть мест, как и «Драгон». Но я Вас уверяю — наш будет лучше!
«Федерация»
Именно на нём, если повезёт, нами будет совершён и облёт Луны, и высадка на неё. Луна ведь никакой не трамплин для полёта на тот же Марс. Она самостоятельная крупная цель, поскольку с лихвой набита полезными ископаемыми. Я не буду говорить о гипотетическом «Гелии-3», прекрасном термоядерном топливе — чтобы его добывать, нужно перекопать километры квадратные лунного грунта, но там есть и редкие земли, необходимые для высоких технологий, и тяжёлые металлы, которые нужны медицине, к тому же не в связанном, а в свободном состоянии, как утверждают те же американцы. Ну а для маршрута «Земля-Марс», если Вы не знаете, в «NASA» разрабатывается корабль. Пока его называют «Орион», только это будет даже не завтра, придётся подождать его. А тот, кто слишком спешит, потом всегда догоняет.
Космический корабль будущего
Надеюсь, я Вас убедил, что и мы не стоим на месте, а уверенно движемся, только не перескакиваем через этапы подготовки. Пока у нас есть хороший задел по технике, мы можем себе позволить развивать свою отрасль по плану, а не рывками.
-Я аплодирую! — с блеском отбили мою провокацию. Мне, практически, нечего возразить, кроме всё того же открытого вопроса о радиации: Вы призываете к освоению Луны, но Луна от Солнечного ветра не защищена ни магнитным полем, ни атмосферой — кто знает, как это решается?
-Вы меня удивляете: ещё во времена Сергея Павловича существовала идея создания так называемого «Лунного города», хотя по размерам это скорей деревня: планировалось его сегменты закапывать в грунт больше, чем на половину их высоты. Но это не «Марсианские яблони», или «картошка», а вполне решаемый, реальный проект, который не был осуществлён по тем же причинам, по которым и вся наша «Лунная программа» пошла под нож: американцы выиграли гонку, опередив нас, поскольку у них была больше воля к победе, и не было постоянно падающей в отсутствии Королёва ракеты «Н-1». Проект потерял смысл, и его финансирование остановили.
Лунный город
-Читал об этом…
-Журналисту это делает честь: не очень-то много об этом писалось правды, а к сетованиям Алексея Архиповича уже как-то привыкли и мы и вы.
-Мне хочется задать Вам вопрос о космической музыке, я знаю, Вы от неё далеки?
-Да уж, это не моё; больше того скажу, мне ещё и медведь на ухо наступил.
-Но, тем не менее, как Президент Ассоциации Музеев Космонавтики Р.Ф. Вы выступили год назад с приветственным словом на Первом фестивале космической музыки «108 минут», организованном музеем имени Ю.А. Гагарина на родине космонавта. А как Вам сама идея — в этом году он прошёл вторично, с гораздо большим количеством участников.
-Ну, что я скажу — за год я ещё больше оглох — шучу, но я всё так же поддерживаю это начинание. Оно полезно уже тем, что за музыкой идут не в «караоке-бар», а в «Музей первого полёта». Потом, что мне понравилось: я хоть и не смог сам присутствовать, так вышло, но мне в «Роскосмосе» рассказали, что главный приз, какой-то навороченный синтезатор, уехал к человеку с ограниченными возможностями в Минводы. По-хорошему, его бы надо было самого сюда привезти, показать музей, но, честно говоря, я поздно узнал, что такой человек имеется, конечно бы, всё организовал. Думаю, что на следующий фестиваль его надо будет обязательно привезти. Фестиваль хорошее дело, считайте, что я всегда за него, и желаю ему развития, и устойчивого полёта!
Максим Семикозов — победитель фестиваля «108 минут» (2016).
-Владимир Александрович, Вы ещё на часы не смотрите?
-Скоро начну.
-Тогда прекращаем многоходовки — у меня осталась пара вопросов, которые Вам понравятся: первый — к художнику Джанибекову. Вот, что известно: на «Станции» из проверенных развлечений, кроме того, что Вы носились с семенами хлопка от одного иллюминатора до другого, Вы ещё успевали посмотреть через них на висящую рядом Землю, полюбоваться на «Млечный путь», прямо тут же и начинающийся — всё это вошло в темы Ваших картин. Но, в отличие, скажем, от Соколова-Леонова, выставлявшегося довольно часто, Ваши вернисажи как-то не засветились? Было бы очень интересно узнать, Владимир Александрович, как давно Вы заболели творчеством, есть ли Ваши работы в музеях, и, естественно, о выставках, которые у Вас были?
-Ну а что о них говорить? Поначалу у меня выставки были «кто хотел — увидел», работ было не много, и люди, в принципе, не шли на них специально, а просто шли мимо, увидев мою афишу, заходили, но, надеюсь, даже тех, кто далёк от космонавтики, мои рукоделия не разочаровали. Первая персональная выставка была в 2007-м, когда я уже набил руку, и у меня набралось больше трёх десятков полотен. Потом пошло…
-У Вас какая-нибудь школа была?
В. Джанибеков — художник
-Нет, никогода. В художественной студии ещё курсантом пробовал что-то делать, но не успел эти «академические навыки» закрепить — школа это «намордник»! А вообще, у меня прекрасно рисовали мама и отец, друзья попадались, заболевшие живописью, влияние их всех, как видите, для меня не пропало даром — в принципе, я был обречён. Теперь вот не могу остановиться — пишу картины, эскизы марок…
-Не знаю, как собратья по «цеху», но широкая публика Ваше творчество приняла и оценила, и даже придумала к нему эпиграф: «В космос через человека». Может быть, посоветуете что-нибудь тем, кто уже знает кем, но ещё не решил быть или не быть, и мучается вопросом принца Датского?
-Мне кажется, я Вас понял. Мой всем совет: пользуйтесь тем, что Вам дала природа уже сегодня, помните, что у человека завтра может просто не быть, или быть, но совсем другим, чем планировали.… Оно того стоит!
Картина В. Джанибекова
-Чуть не забыл: как это случилось, что Вы хоть и не стали «митьком», но каким-то образом к ним примкнули? Космос дал вам посыл, а Шагин развил духовно, Вы вошли в созданное им художественное объединение — как вообще Вы у него в компании оказались?
-Нет, мы с Димой Шагиным не выпили вместе, если Вы об этом. Просто пришёл на их выставку, начал критиковать за сумбур, и плоский взгляд на действительность. Дима меня переубедил. Дальше — больше: поверил в их взгляд, что хорошее не нуждается в украшательстве, а вот дурное склонно рядиться в возвышенные слова и пышные тона и краски. Так как-то и сблизились. Шагин развил во мне чувство юмора. Я ведь по натуре довольно замкнутый тип, и за это ему и «митькам» спасибо огромное!
В. Джанибеков. Работа над картиной.
-На берлинском аукционе за 500 баксов ушла Ваша картина «Космонавт». Вы считаете, цена достаточная — не жаль было отдавать «Космонавта» в чужие руки?
-Как Вы понимаете, цена не главное ни для меня, ни для Алексея Архиповича. Конечно, Никосу Сафронову платят больше, видимо, у него краски дороже, а наша чёрная по смешной цене, ну и ладно. Насчёт того, жалко ли отдавать — Пушкин и Шишкин тоже писали и отдавали, да и картины мои не о «космосе», собственно, а о «человеке и космосе», как их назвала публика. Ваши друзья — композиторы тоже ведь не для себя пишут, иначе зачем им устраивать какие-то фестивали? А с другой стороны, всё правильно: картины — сначала они кувыркаются в твоей голове, потом ты их пишешь, и только это время они твои. А когда их у тебя забирают, извините за «пиетет», остаётся маленькое такое чувство радости за отцовство, всё-таки, не напрасно старался, и по краскам дёшево вышло. Картины мои сейчас есть во многих местах, в основном в музеях, я даже не помню все страны, в какие их увезли…
Картина В. Джанибекова
-Благодарю за ответ, Владимир Александрович. Потеря памяти, такого рода, только подчёркивает реальную художественную ценность Ваших работ. Ну, вот, наш импровизированный полёт и заканчивается, готовимся к встрече с Землёй, а это для космонавта, в первую очередь, его семья. У меня к Вам последний вопрос с рабочим названием «Внук космонавта». Пойдёт?
-Заинтриговали…
-Да, нет, я говорю банальные вещи: чтобы добиваться успехов, а тем более больших, ТЫЛ должен быть надёжен, и не в последнюю очередь его показателем является молодёжь. У Вас четыре внучки, в которых Вы, по определению, души не чаяте, но девочки растут как-то больше сами по себе. Главная, как я понимаю, Ваша надежда, а, может быть, и гордость — внук Даниэль? Сколько ему — двенадцать?
-Будет ещё только.
-Возраст, когда с ними во второй раз становится интересно?
-Вы знаете, мне было интересно все эти годы.
В. Джанибеков с внуком
-Теперь, узнав Вас немного, я уверен, что так и было, — будущего космонавта растите?
-Ни у меня, ни у его родителей такой цели нет, но в целом хочется, конечно, чтобы он вырос в человека интересного и полезного обществу.
-Но Вы для этого что-то делаете?
-Не мешаю. Ничего странного: он у нас уже довольно «взрослый мужчина», серьёзный, без самоедства и без аварийных уклонов, а значит, он и сам себе не мешает ставить перед собой какие-то задачи и их выполнять.
-А звёздный статус, он что ему не мешает?
-Он ему никак! Сейчас, к сожалению, или наоборот, уже мало, кто из молодёжи помнит фамилии космонавтов, кроме Гагарина, да и тот у большинства из них — на Луну летал…
-Но, всё-таки, какой он Ваш Даниэль?
-Для меня? Но Вы же понимаете, что я могу о нём говорить только «объективно»…
В. Джанибеков
-На другое и не рассчитываю.
-Тогда он такой — на меня похож, но больше, конечно, на себя, и у него свой характер. Стабилен, устойчив к внешним воздействиям…
-Вы не репортаж со стартового стола ведёте? Десять секунд — полёт нормальный, тангаж, крен, рыскание, — всё в рабочих пределах?
-А так и есть, в общем-то, всё в пределах: спокоен, выдержан, и разумен по возрасту, но физически и психологически немного опережает, сейчас они все такие. Нет у него каких-то дыр в развитии. Словом, в космонавты таких берут, но у него пока нет такой цели. Он никуда не рвётся, просто растёт.
-У Вас с ним дружба или должностные отношения: «дед — внук»?
-Вообще — то я строгий, но «дедовщин» ему не устраиваю. Внук для меня взрослый человек, так и воспитываем мы его, как взрослого.
-Чувство ответственности прививаете, или это сидит в крови?
-Ну, это уже он сам определит. Он воспринимает жёсткость с иронией. Мы, взрослые, взяли за правило: с детьми никаких ругательств, нотаций, и не лениться объяснять, почему нельзя делать то, что делать нельзя.
-Надеюсь, у Вас хватает терпения?
-А тут не нужно терпение, нужно просто не лениться, и ещё понимать, что если не объяснять, а ругать, то пойдут и с той и с другой стороны «дрова»! Семья это ведь не тихая заводь, где можно спокойно отнереститься — это постоянное место работы старших и младших. Худой мир лучше доброй ссоры, но я Вам и худого мира не пожелаю. В отношении Даниэльки, например, результат такой работы для меня очевиден: у него сбалансированная психика, парень ходит в отличниках, и в чемпионах каких-то маленьких, и вообще, по показателям, как мне кажется, из первой десятки не вываливается…
-А я, всё-таки, думаю, что он просто прекрасно справляется с ролью Вашего внука – внука замечательного космонавта, сами говорите — парень ответственный.
-Думаете, я буду отрицать? Игорь, это все, надеюсь, на сегодня вопросы?
-У меня к Вам ещё много вопросов, но это будут, я так надеюсь, темы нашей следующей беседы, к Вашему юбилею в следующем году.
-Я не против, но не будем загадывать.
-Владимир Александрович, я должен Вам сказать большое спасибо, мы с Вами действительно хорошо поработали. Послушать Вас мне было и полезно и интересно, я надеюсь, читатели «Эксклюзива» это оценят. От своего и их имени я Вам пожелаю должного здоровья, чтобы оно обслуживало Вас, а не Вы его, и много интересных дел!
-Вот за это Вам большое спасибо. Мужчина без дела для меня как-то непонятен. Позвольте и Вам в, свою очередь, пожелать тоже — всегда быть в творческом движении, удачи. Сохранить, что есть, и приумножить — обязательно! Новых интересных встреч, и чтобы от Вашей деятельности всегда были результаты.
-Спасибо большое, мы постараемся.
Post scriptum: Пока шла работа над материалом этого интервью с Владимиром Александровичем, сбылось одно из его предсказаний: почти с первой попытки Ракета-носитель «Союз-2.1а» с блоком выведения «Волга» и космическими аппаратами «Ломоносов», «Аист-2Д», «SamSat-218» успешно стартовала с первого гражданского космодрома России «Восточный».
КОСМОДРОМ «ВОСТОЧНЫЙ» — УСПЕШНЫЙ ЗАПУСК
Редакция нашего журнала присоединяет свои поздравления всем, кто готовил этот замечательный «праздник на нашей космической улице»!
