Митрополит Иларион (в миру, Григорий Валерьевич Алфеев) Министр иностранных дел РПЦ, ректор Общецерковной аспирантуры. Известен же он не только как священнослужитель, но и как одарённый музыкант, композитор, автор первоклассных произведений, незаурядный писатель, постановщик и режиссёр огромного числа фильмов, телеведущий… -Ваше Высокопреосвященство, если я скажу добрый день, то, конечно, покривлю душой - время не доброе. Человечество испытывает на прочность очередная зараза - короновирус. Как наша церковь отнеслась к её нашествию, к чему призывает, какие шаги предприняла для защиты своих прихожан, и не тревожно ли Вам самому в сложившейся ситуации?
Многие сегодня в растерянности от того, что происходит вокруг. Мы слышим об ужасах, творящихся в Италии, Испании, о сотнях смертей ежедневно, а тут ещё Церковь призывает в храм не ходить. Когда такое бывало? Сейчас Господь возложил на нас особый крест пройти период испытаний, связанный с особым… - в молитве это называется «поветрием», а на медицинском языке «короновирусом». Церковь в каждом храме своём вознесла специальные молитвы о скорейшем избавлении от этой заразы всего рода людского, и выздоровлении уже заболевших. Но каждый из нас может и должен внести свой вклад в дело преодоления этой опасности удалением от мира - самоизоляцией, к которой призывают население руководители нашего государства. Мы должны быть очень внимательны к тому, что нам рекомендуют врачи и федеральные власти. Правящий архиерей, Патриарх Московский Кирилл прислал нам инструкцию, принятую Священным Синодом о порядке проведения богослужений в это опасное время - особое указание дано о соблюдении предосторожности при вкушении прихожанами Святых Даров на период пандемии.
Церковь говорит, как и раньше, что никакая зараза не может передаться через Святые Дары, являющиеся сами по себе источником исцеления.Но Чаша и Лжица для причащения - это те предметы, которые не защищены от попадания на них бактерий и вирусов.И потому надо смиренно и спокойно относиться к тому, что при причащении следует обтирать ложку, пропитанным спиртом платом, а затем окунать ее в воду, преподавать запивку по отдельности каждому причастнику в одноразовой посуде, используя при этом одноразовые гигиенические перчатки. Причастникам предписано воздерживаться от целования Чаши.Конечно, храм без прихожан грустно выглядит, но службы и молебны в них идут своим чередом - может быть, впервые в своей истории Русская Православная Церковь призывает всех воздержаться от их посещения.Каждый, разумеется, сам решает, тварь он дрожащая, или имеет право, но те, кто сегодня бравируют своим здоровьем, ис гордостью говорят, что на карантин не уйдут, ведут себя не по-евангельски, а по - фарисейски. Это безответственное и эгоистичное поведение. Не боишься заразиться сам, подумай о других! И уж, тем более, не давай кому - то повода соблазниться эстетикой неверного поведения - не надо подталкивать к катастрофе!
Отдав дань тревоге за наше всеобщее здравие, позвольте увести Вас от этой горячей темы. Читателей интересует, с чего начинался 15-й Митрополит Волоколамский, викарий Патриарха всея Руси? С двух лет Вас растила мама, которая, если я не ошибаюсь, не только дала Вам свою фамилию, но если и не определила Вашу судьбу, то сумела к ней подготовить.Вы, Ваше Высокопреосвященство, в миру, Григорий Валерьевич… откройте секрет - Валерьевич, это Ваше отчество, или у Вас оно, скорей, материнство, ведь и отец и мама Ваши имели одинаковые имена?
Интересная постановка вопроса, но я Вам сразу отвечу - наверное, оно и то и другое, хоть я об этом и не задумывался. Я не порывал связи ни с отцом, ни с бабушкой, но с двух лет растила меня действительно мама, и ей, как никому другому, я обязан всем. Мне кажется, я маму услышал ещё до того, как увидел, когда она мне спела впервые, с тех пор мне этот голос дан на всю жизнь. Мать мы узнаём раньше, чем отца, и её слова, услышанныев детстве, будут нам слышны до смертного часа. На её примере я понял, что следующей после божественной, по нисхождению к человеку, является любовь материнская. Маленький человек это семя, которое надо взращивать так, чтобы ему было не только мягко и хорошо, но и интересно жить и расти, к чему - то тянуться. Впрочем, моя мама человек достаточно скромный, чтобы озвучивать это. С высоты своих сегодняшних лет, я вот думаю, что своим примером, образом жизни, мама дала мне мощный интеллектуальный импульс, она не воспитывала меня в прямом смысле, а приобщала к своему интеллектуальному миру.Мы что - то вместе читали и обсуждали, если у неё было время, куда - то ездили, и довольно часто это были храмы или монастыри. В детские годы всё, чем увлекалась мама, тут же становилось и моим увлечением - мама уплывала в журналистскую командировку, я обкладывался книгами о морских путешествиях, и как бы повторял её путь.
Когда мама впервые повела меня в церковь, моя партийная бабушка не зря пришла в ужас, потому что, когда это стало нашей с мамой привычкой, я понял, что это больше, чем увлечение. Мама меня принципиально не вела к вере, но она дала мне колоссальный духовныйзаряд, которого мне вполне хватает на понимание моей роли в человеческом обществе, и моего места в жизни.Что я могу сказать - я люблю свою маму, я ею горжусь, и всё чему мне предстоит ещё научиться, чем заниматься, я буду посвящать ей, и иного стимула мне не надо. Так уж получилось, что я многое в жизни своей оцениваю через призму веры, и мне совершенно легко прочесть у себя в душе, что Мама для меня символ соединения божественной любви и земной.
Вы правы: мать может ошибиться в Вашем отце, но никогда в материнском чувстве. Мне очень приятно и интересно задавать Вам вопросы, и всё - таки, как Ваша мама воспитывала того, кто так щедро возвращает ей потраченную любовь?
Много своего детства я не запомнил, но мне кажется, что мама меня никогда специально и не растила. Во всяком случае, на моей памяти не осталось никакого диктата над моей личностью, ни случаев наказания, или, не дай бог, несправедливости. Но и не было распахнутых надо мной её крыльев: «мальчик мой маленький, чудо из чудес, не было тебя никогда на земле, и вот ты стал»… Может быть, это и её риторика, но не её логика. Круг людей, от которых я готов воспринимать критику, достаточно широк, но первым, к кому я обращался и обращусь в трудную минуту, была и останется для меня Валерия Анатольевна Алфеева - моя мама. Мы с нею жили и живём, будто держась за руки, и прижавшись ни щеками, а лбами, но самим фактом своего существования она излучает в меня бесконечную доброту.
В Вас нет ничего взрывного, Вы утончённая личность, спокойный и немногословный потомственный интеллигент, сознательно не пустивший в своё детство нифутбольный мяч, ни коньки. Вы должны были вырасти не умеющим даже за себя постоять, но становитесь защитником церкви, одним из самых жёстких переговорщиков, непримиримым в отстаивании её интересов. Не случайно, Вас так не просто с кем - то сравнить. Владыка, а как вообще выковываются бойцы веры?
Действительно, порой мои оппоненты недоумевают, как это я такой, с виду мягкий, с музыкальными пальцами, но со мной невозможно договориться?Иларион, он ведь и в переводе - тихий и радостный…Тут нет секрета, могу Вам сразу сказать. Мне трудно произнести резкие слова, показать эмоции, но я был готов переболеть чем угодно за веру, ещё не будучи обращённым в неё. В пятнадцать лет - я уже подпольный чтец в храме, и только по счастью, те, кто меня узнал в худеньком чтеце, не выдали меня, иначе это бы означало попрощаться с элитной школой, а консерватория бы для меня просто не началась. Да, я рисковал, но и за меня рисковали, и уже тогда я начал понимать ценность объединения людей в веру - вера и верность, это ведь почти одно и то же.Следующий этап - армия, в которую меня призвали с первого курса. Я поступал в Консерваторию, уже зная, что недоучусь в ней, потому что, она не даёт отсрочки от армии, а в Семинарию нельзя поступить, не отслужив в ней. Попал в элитную часть… Опять про меня могут сказать, что у меня всё элитное: школа – ВУЗ – часть, но так и было - я попал в оркестр погранвойск, стоящий в Медведково, я только на парадах четыре раза прошёл перед Мавзолеем в сводном оркестре.
Всё, что мне было надо тогда, это то, что оттуда я сам себя иногда отпускал домой, но чаще шёл в храм, и, надев стихарь прямо поверх мундира, вставал служить…Беда была с «Комсомолом», куда меня упорно тащили - насильно в «Рай», но япо идейным соображениям никак не мог находиться в этой организации. В школе мой отказ особенно никого не взволновал, там все много работали, и было не до того. Другое дело замполит моей части, который сразу на меня стойку сделал- ты почему не в союзе? Он мне, по - отечески, посоветовал не «страдать ерундой», и дал срок две недели, чтобы я выучил речь Ленина на третьем съезде Комсомола,в противном случае, пообещал точно, что я поеду дослуживать в Воркуту, но, похоже, сам там и оказался. Господь протянул мне руку: через две недели, когда я уже морально подготовился к новому месту службы, потому что никакой речи никакого Ленина я даже не открывал, грозный замполит внезапно исчезает из части.Более того, как стало известно, его отлучили от «Партии»…Я принял случившееся, как знак свыше, и понял, что у меня есть сильный покровитель на небесах. Второй раз мне пришлось поблагодарить его за своё спасение в Литве, где я был уже настоятелем трёх церквей и одного храма. Как - то в поездке наш автомобиль в тумане не вошёл в поворот, летели мы метров пятнадцать до дна оврага, а когда подъехавшая полиция поинтересовалась - где трупы, мы с водителем только переглянулись - на нас не было ни царапины! Представить такое вряд ли возможно, но с этого момента нельзя было не поверить, что кто - то на небесах снова постарался сберечь меня и моего спутника. Тогда я уже знал, что имя моего Ангела Хранителя - Святитель Николай. Не знаю, был ли я таким прежде, но всякое малодушие с тех пор мне кажется стыдным. Ещё пример «бесхарактерности» будущего «блестящего церковного дипломата»: дело было в той же Литве в январе 1991 года, когда происходил штурм вильнюсского телецентра. Я поехал на каунасское телевидение, и призвал вооружённые силы и силы, им противостоящие, не поднимать оружие против людей. Я знал всех командиров частей, расквартированных в республике, к ним были и обращены слова моей просьбы, и меня послушались - в Каунасе крови не пролилось. Я знал, что выступаю против Советской Власти, и хорошо представлялпоследствия, но какое это имело значение, когда на карту были поставлены не политические мотивы, а живые люди. Как память о том событии, у меня хранится медаль, которой меня позже наградил Верховный Совет уже отделившейся Литвы.Я никогда в жизни не дрался, я - то добро, которое оказывается в момент опасности без кулаков, но выдержка и твёрдость неплохо их заменяют, а главное, я знаю, что мой Ангел не дремлет.
На мирской, взгляд, вся Ваша жизнь во - Христе, от замполита - до Митрополита, это не предсказуемая цепь испытаний, следующих одно за другим, и нескончаемая учёба. Когда Вы, наконец, достигнете совершенства, на чём Ваше сердце успокоится, и какой Вы сами в мелькании Ваших церковных званий, смене занятий, и мест Вашей службы находите интерес?
Я думаю, этого сразу не схватить, но можно попробовать начать издалека. Давайте рассудим: современный человек способен прожить без музыки? - Уверен, нет. Если её нет рядом, то, не подозревая того, он её всё - равно, услышит, он к ней придёт, потому что тянется. Так же человек тянется и к вере, может быть, не зная того, но стараясь выбрать правильное решение, человека, здраво рассудить чей - то спор, и совершенно не думая, что в Святом Писании это уже заложено. Иногда это принимает форму прямого действия, когда человек не просто тянется к чему - то хорошему, но уже знает, чтоэто называется нравственностью, а нравственность имеет религиозные корни - этого отрицать нельзя. Человек приходит к Богу, ища в нём подтверждение тому свету, который в него уже запал.
Мама, впервые приведя меня в Храм, возможно, не понимала насколько это серьёзно. Бабушка - у неё была своя вера, и она мне говорила, что Бога нет, а я начал с храмом разговаривать… Бабушка забила тревогу, когда услышала от меня: «Как можно считать, что Бога нет, если я его спрашиваю, а он мне отвечает»?
Момент истины? А как же тот выбор, который Вы или за Вас сделали, определив на десять лет в престижную спецшколу при «Гнесинке» - Вас ждало не плохое будущее, надо сказать?
Вы знаете, я почувствовал в себе этот новый вкус жизни не совсем так, чтобы проснулся утром, и…Но чем чаще я бывал в церкви, тем меньше во мне оставалось от будущего известного скрипача или композитора. Взамен ко мне пришло то, в чём можно не убеждать, и я не кривил душой, я даже не представляю, как бы я мог это сделать, придя в 15 лет в Храм «Воскресения Словущего», на Успенском Вражке, и потребовав принять меня чтецом! Конечно, по существующим правилам, этого делать былонельзя, но видно, я так рвался в Алтарь, что настоятель храма, Отец Леонид, пойдя на определённые нарушения, нашёл для меня возможность читать в Алтаре по будням, а затем и по выходным дням. Чувствовал я себя счастливым человеком, вступившим в особый мир, где всё было интересно, и мне до сих пор не остановить в себе это желание быть в церкви, служить, и до семи потов работать ради неё.
Вы читали на церковно - славянском, но он так малопонятен?Ну, если кому - то в тягость, пусть сходит в оперу, но и там тоже не всё понятно…
В том же храме, и с почти тем же вопросом я обратился к дьякону, и сей невеликий чин ответствовал мне так: люди - порождения крокодилов, крокодилы стали вылезать сейчас из каждого, русский тут не поможет - славянский нужен! Наверное, он имел в виду что - то своё, но слова запомнились. Даже в не военное время священники, как и врачи на передовой.Можно сказать, с храмом мне повезло, но можно сказать, что и я удачно подошёл храму - худенького чтеца заметили, люди стали приходить взглянуть на меня. Чтец в алтаре, - у нас ведь совершенно особое богослужение, впитавшее в себя двадцать веков истории. Послы Князя Владимира, присутствовавшие на богослужении в Византии, вернувшись, рассказали ему: « Мы не знаем, что там происходило, но мы знаем, что мы были не на земле,а на Небе»! Если сегодня и наши прихожане, покидая храм, почувствуют себя спустившимися с небес, то проводившие службу заслуживают наивысшей оценки!
А есть разрушительные молитвы?
Они существуют, но я их Вам не назову. - Они для врагов, их чтут, когда на страну нападают, или приходит мор.
Блажен, кто верует, действительно, вера уберегает от многих бед - не самое ли время прочесть такие?
Слепой сказал, посмотрим - не будем торопиться и мы…
Владыка, Вы не объясните нам столь успешный взлёт, и головокружительное развитие Вашей карьеры? Вы самый молодой член священного Синода, и уже 11 лет возглавляете отдел межцерковных связей, сменив на этом посту нынешнего Патриарха Кирилла.Вы очень устаёте, Вы вообще спите?
Сплю я, вернее сказать, пытаюсь это делать, лучше всего в самолёте - это не шутка, если, конечно, моя не обязательная муза не приходит ко мне в это время. А вообще мой сон редко, когда больше пяти часов. Чем больше спишь - тем меньше успеваешь, не говоря о том, что и жизнь себе укорачиваешь.Вы задали вопрос о карьере, но и здесь нет простого ответа, и знаете, почему - у нас не существует карьеры, как существует это в миру. Карьеру в церкви не делают, в ней делают то, что тебе поручают, и это от тебя не зависит. Моё последнее самостоятельное решение было, когда я в двадцать лет, после «дембеля», не возвратился в консерваторию, чтобы не делить любовь к Богу с музыкой, или кем – то. Я сразу поехал в вильнюсский «Свято Духов» монастырь, ставший и моим последним самостоятельнымвыбором.
Правда, прежде, чем уйти из мира, я хотел сначала стать священником, почувствовать себя им, однако, Архиерей рассудил иначе - через полгода послушания я был пострижен, на следующий день рукоположен в иеродьяконы, а ещё через месяц посвящён в иеромонахи - больше я не принадлежал себе. Чтобы двигаться дальше, нужно было «высшее церковное», я поступил в семинарию, без отрыва, и отучился в ней,как сейчас говорят, в «удалённом доступе».
Совмещать трудно было?
Не просто: условий, какие теперь есть у священников, не было, да и сами церкви желали лучшего - иногда зимой и чаша к губам примерзала.
И что Вас поддерживало
А меня не надо было поддерживать - я был счастлив. Это надо чувствовать: когда прихожане становятся твоими прихожанами - это, как врачу узнать, что пациент пошёл на поправку. Как Вы говорите, «карьеру», я начинал со своего любимого конька, проповеди, а проповедь - это творчество.Сначала я их заранее готовил, пока не понял, что выученная наизусть, она даёт людям не огонь, а пепел. Не смотря на кажущееся однообразие службы, меня принял мир, в котором постоянно происходит что - то новое. Служение Алтарю, до сих пор для меня остаётся главным, зачем я пришёл в церковь, я черпаю от него силы, и, зарядившись на богослужении, чувствую в себе их, потому что, встреча с Богом через участие в нём, с этим трудно что - то сравнить. - Это выше любого чувства и духовного состояния.
Вот Вы сказали, что я на международной работе 11 лет, но ещё шесть лет до того, я проработал в ОМЦС с возглавлявшим его Владыкой Кириллом, будущим нашим Патриархом, и все эти годы многое в моей жизни решалось само, все основные решения принимались за меня кем - то. Не стану перечислять все посты, куда меня направляли, на каждом пришлось хорошо поработать. В церкви, чем выше ты по служебной лестнице, тем меньше у тебя остаётся и времени и свободы.
Последние двадцать лет моей жизни это постоянные передвижения по службе и перемещения в пространстве - безумно интересный период, когда сегодня ты в Австрии, завтра в Греции или Турции, и оказывается, что у меня дома нет. - Я живу везде, как монах - бенедиктианец, правда, сейчас я больше в кабинете, по понятным причинам,но это, тоже, скорее, сладкое чувство,зато могу писать вдоволь…
Кажется, у Вас уже больше ста книг, Лев Толстой позавидовал бы?
Ну, зачем так, но, как только одну книгу заканчиваю, я начинаю писать новую - это для меня, как перевести стрелки часов.
Как же Вас всё это не испортило, Вы не закаменели в вере, а остались в ней живым человеком?
Знаете, вера, она ведь всеобъемлюща - она и для того, кому просто надо выжить, и для того, кому она свет и радость. Я не исключаю, что я второй вариант: то, чем я занимаюсь, конечно, не близко к отдыху, но я занимаюсь тем, к чему у меня есть вкус, что мне нравится, с чем мне интересно, а главное, вижу пользу. Когда на меня свалилось послушание, я его воспринял с благодарностью к Богу, и скука мне неизвестна.
Чтобы закрыть тему, такой вопрос: Вы иногда прислушиваетесь к методам работы Сергея Викторовича Лаврова - сравниваете свою работу с его?
С Сергеем Викторовичем мы иногда пересекаемся, пути у нас хоть и разные, но цели похожи, льщу себя надеждой, что и методы тоже. Мне кажется, что в работе нас отличают собранность, хорошее знание материала, и терпение, которое не позволяет нашим делам идти самим по себе. Мы ставим перед собой те цели, которые, в нашем понимании, конкретны и разумны, и идём в их реализации до конца. Правда, критерии церкви иногда более принципиальны, чем государственные,и это лишаем Министра её иностранных дел возможности компромисса, но опыт теперь мне позволяет распутывать даже те вопросы, которые иногда столетиями лежали без движения. Например, готовя встречу Патриарха с Понтификом, я иногда поесть забывал, всё происходило в режиме «nonstop». Я летал, как на крыльях, в Рим - как на подмосковную дачу, то принимал, то провожал посланцев Его Святейшества, протокол расписывали до запятой, но сил придавало значимость готовящегося исторического события.
Результат Вам известен: несмотря на серьёзное внешнее и внутреннее противодействие, встреча состоялась - мы как будто, отбросив почти две тысячи разделяющих наши христианства лет, перезагрузились у его истоков - приятно это мне, как Министру?
Вы не будете против, если мы поговорим о Вас - композиторе? Ваши сочинения, безусловно, своеобразны и талантливы, и мне назвать Вас маэстро гораздо легче, чем произнести сложение букв обращения - Ваше Высокопреосвященство…
Музыка… Давайте ответим себе на вопрос - человек для музыки, или музыка для человека? Я задал его неспроста, потому что, у самого меня пока нет ответа. Пишем мы её или нет, музыка, как и вообще искусство, всё - равно, есть, и для меня она земное выражение веры, хоть я и стараюсь отделять служение от всего остального.
Ваши партитуры Вы подписываете, по - земному, Алфеев, а их высокоезвучание соотносит слушателя с временами начала веры, когда принадлежность к ней была равна смертному приговору, но мир уже тянулся к новой надеже…Евангелие от Иоанна гласит - и сперва было слово, в данном случае, нота.Прошу Вас, расскажите о «До» - Вашей первой октавы, маэстро?
Вы знаете, это была ещё одна вера - уже моих родственников, что я их не подведу, и стану первым в нашем роду высокообразованным музыкантом. Атаки на меня пошли с трёхлетнего возраста, для начала меня убедили, что я начал петь раньше, чем говорить. А в шесть уже усадили за парту в престижной музыкальной школе при «Гнесинке», где я стал жить надеждой, что скрипач из меня, всё - таки, не получится, и меня отпустят.
Как я ошибся - через десять лет школу пришлось заканчивать, но человек, обычно бывает выше той роли, которую ему отводят. Когда в 15 я пришёл в храм, музыка ещё не отпустила меня, но я уже мог себя видеть только или церковным регентом, или церковным композитором. Дома я не слушал музыку, я читал Святых Отцов в самиздатских списках, зачитывал до корки журналы Московской Патриархии, и снова я ошибался - музыка была не соблазном, а откровением, и когда её от себя отталкиваешь, она всё - равно, находит тебя своим неземным путём. Этому раздвоению личности оставалось мной править ещё пять лет, за которые я окончил школу, поступил в консерваторию, и призвался в армию. Только уйдя в монашество в двадцать лет, я понял, что мой окончательный выбор - вера. К тому моменту у меня уже не было ничего, с чем было бы трудно расстаться, а музыка - я запретил себе её слушать. Ей я профессионально отдал свою юность, я занимался скрипкой по пять часов в день, но в монастыре нам с нею стало не по пути - музыка отпала, как нечто, что я, наверное, перерос, а симфоническая, она вредна монашеской жизни, ибо она духовна и страстна.
Маэстро, а Вы вернулись в музыку, как блудный сын, с прощением на устах, или это было как - то иначе?
Это было, как пробуждение. Прошло двадцать лет, как говорится, не так давно и было и, вдруг мы встретились с музыкой на берегу том же, но уже другими, и как многое в моей судьбе, всё опять решил случай. Мы с Его Святейшеством, тогда ещё начальником отдела ОМЦС, случайно услышали на одном из концертов исполнение моих «ранних» вещей, его это подожгло, и вот уже сорокалетним мне было суждено вернуться к тому, что я двадцать лет отрицал в себе.Чуда не произошло, мои навыки быстро вспомнились, и за две тысячи шестой, седьмой, и восьмой годы я написал всё, что теперь считается моим «поздним» - отработал за двадцать лет предыдущего бездействия.
В «Страстях по Матфею» Вы перенесли атмосферу храма на концертные площадки, дирижируя сами, или отдав исполнение лучшим дирижёрам страны.
Это было времятворчества, настолько же сумасшедшее, насколько и счастливое - музыка ко мне приходила, подчас, когда я её не ждал,она дала мне возможность выговориться на её языке, и было вдохновение, была потребность, была атмосфера храма. Она меня словно сделала выше. Знаете, некоторые, когда не вытянуть, меняют ноты или тональность - мне ничего не пришлось менять…
Владыка, я коснусь, наверное, грустного: придёт час успения, когда, как обещал Иисус праведникам, Вы получите во сто крат, и наследуете жизнь вечную. К смерти, по - христиански, надо готовиться. Вы об этом задумывались, или Вам некогда?
Серьёзный вопрос, спасибо. Люди над ним задумываются, и это вовсе не плохо. Уже с шестилетнего возраста я понял, что умирать, всё - таки, придётся, и постоянно об этом думал, но в разные свои годы к смерти относился по - разному. До сих пор благодарю Бога, что тогда это не разломало меня, как личность, не сдвинуло психику.
Но при посвящении в монашество, которое я считаю не обрядом, а таинством, я уже имел это удовольствие. Тебе даётся новое имя и новая одежда, как второе крещение: умирает один человек - рождается новый человек. Один человек приходит к престолу, и встаёт на колени - другой с колен поднимается. Одна из монашеских добродетелей это «Память смертная», в его традиции, жить так, будто каждый день это наш последний день, и вот этому меня учить не придётся.
Ваше Высокопреосвященство… после Вас останутся книги и фильмы, будет жить музыка… а где бы хотела найти упокоение Ваша душа, где сами бы Вы хотели обрести свой вечный покой?
Вы предложили мысль, я продолжу: мне всегда было свойственно выжимать из себя максимум, и уйти из этого мира я тоже хотел бы не на кладбище, но найти упокоение под полом храма - это было бы, пожалуй, пределом моих земных желаний. Как у поэта - заснуть не холодным сном, а чтобы дело, которому я посвятил всего себя, которое было для меня светом, присутствовало во мне и после того, как я пройду свой земной путь до конца. Хочу, чтобы надо мной не вороны кричали, а пели ангелы, и читались службы, и снилось, что я сам стою перед алтарём… - Как незначительно всё остальное…
Однако, я бы не хотел заканчивать нашу беседу в минорном регистре. Один из постулатов христианской веры - завещанная Христом нелицемерная любовь каждого к каждому: и тех, кто во что - то верит, к тем, кто ни во что, и к тем, кто думает, что не верит.
- Чтобы в нашей жизни наступило завтра, сегодня она должна быть равна нашему терпению. Надо сегодня остаться дома, и пусть в эти дни дом станет для каждого его Оптиной Пустынью…
Спасибо, Владыка, Вы человек удивительный, с какого конца Вас не мерь.… У Вас не только вся музыка для хора и оркестра, но и Ваша жизнь - каждый поворот её это достойный пример. Надеюсь, дорога в храм для кого - то из нас станет теперь короче, а кто - то сумеет услышать новое звучание жизни.
7 мая очень не удачный день для Kraftwerk - группа потеряла свой голос. Не выдержал борьбы с раком первый, кому пришёл в голову этот проект, Флориан Шнайдер. Именно его, и Ральфа Хюттера потугами, Дюссельдорф, в далёком, но теперь уже не для него, 1968-м, в какой - то степени стал напоминать Ливерпуль. С этого момента немецкую электронику, как будто, сняли с предохранителя - кажущиеся музицированием продвинутых механизмов, композиции группы , одна за одной становились общепризнанными хитами, но при этом, скромность работоспособной четвёрки не позволила им распасться даже в кризисные моменты. Музыканты, ставшие роботами, или роботы, ставшие музыкантами, продолжали высекать, словно из сухого асфальта, искры всё новых и новых коротких пьес, тут же становящихся перлами. Ещё в семидесятые общий вкус поставил "Крафтов" на одну ступень с основателями электронного жанра, французами, Жарром и Маруани, берлинским соотечественником Клаусом Шульце, и, можно сказать, папашей немецкой школы, группой "Tangerin Dream". К чести сказать, "Крафтов" никогда не заносило в какие - то поиски чего - то нового, но из однажды выбранного собственного подчерка, под недрёманным оком Шнайдера, четвёрка выжала всё до капли. На их музыке выросло уже несколько поколений композиторов, у группы прочная немецкая слава, но сможет ли осиротевшее "трио" найти себя, как Queen без Фреди? Может быть возьмут себе настоящего робота, и назовут его Флорианом?
Пожелаем же герру Флориану Шнайдеру не лёгкого лежания, а счастливого пути по обратной стороне жизни, и Music non stop!